Путь Грифона - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Максимов cтр.№ 4

Даже общее дело не сближает и не объединяет сослуживцев так прочно, как несправедливое к ним отношение руководителя. Был ещё один любопытный фактор в отношении Меркулова к Суровцеву. Всеволод Николаевич происходил из военной семьи. Чин прапорщика царской армии не сформировал в нём по-настоящему офицерского мировоззрения, но на всю жизнь определил его принадлежность к офицерскому корпусу России.

– Подождём генерала, – сказал Меркулов своему водителю, усаживаясь в машину.

Некоторое время сидели молча, наблюдая, как на ветровом стекле автомобильные «дворники» борются с крупными хлопьями мокрого снега. Водитель в который раз за последние пятнадцать минут вышел из машины и принялся сметать веником снег с капота и крыши. Увидел идущего к автомобильной стоянке Суровцева. Предупредительно открыл перед ним заднюю дверцу. Сергей Георгиевич понял, что его ожидают.

– Садитесь ко мне, – приказал Меркулов.

– Настучит кто-нибудь, что приказ нарушаем, – располагаясь на заднем сиденье, не без иронии заметил Сергей Георгиевич.

– Ай, – взмахнул рукой Меркулов, – выговор туда, выговор сюда. Поехали, – приказал он водителю. – Слушаю вас.

Всю дорогу от Кремля до Лубянки Суровцев рассказывал о событиях последних дней. Высокопоставленный чекист ни разу его не перебил. Против ожидания, даже не упрекнул за самоуправство по отношению к сотрудникам управления Абакумова и за использование «Лихих».

– Он всё знает, – сделал неожиданный вывод Меркулов.

– Товарищ Сталин знает? – поразился Суровцев.

– Я вам говорю, знает, – холодно заметил Меркулов. – Всегда так. Никогда прямо не скажет. Сейчас сядет и будет наблюдать, кто что делать будет. Кто же у нас стучит? Это несправедливо, – неожиданно весело продолжал заместитель Берии. – Много у нас стало работников, которые пороха не нюхали. Мы за командировки на фронт выговоры получаем, а подчинённые в тылу – звания и ордена. И чёрт-те чем здесь занимаются. Это нужно исправлять.

Очень удивился бы Всеволод Николаевич, если бы узнал, что сразу после ухода Суровцева Сталин вызвал Поскрёбышева и приказал подготовить приказ о награждении Берии, Меркулова, Судоплатова и Суровцева.

– За Кавказ? – уточнил секретарь.

– Чекистов за Кавказ. Генерала за Ленинград.

– К каким орденам, товарищ Сталин?

– Красное Знамя. Нет. Чекистам знамёна… Генералу орден Александра Невского. Первой степени.

Осведомленность Сталина о событиях на фронтах и о действиях командующих фронтами объяснялась достаточно просто. Личный опыт Гражданской войны он всегда помнил. В те годы он сумел поднять авторитет членов военных советов на небывало высокий уровень. В своё время командующий Юго-Западным фронтом Егоров не мог отдать ни одного приказа, не посоветовавшись с ним.

В том же 1920 году командующий Южным фронтом Фрунзе, раздражаясь и злясь, был вынужден принимать решения, учитывая мнения членов военного совета Гусева и Белы Куна. На практике это означало, что на работу Фрунзе через своих ставленников влиял сам Троцкий. Во время новой войны Сталин не позволял политработникам вмешиваться в боевую работу войск. Но через партийный контроль знал всё, что хотел, о своих командующих, включая детали их личной жизни. Члены военных советов приняли такие правила игры. Откровенно отвечали на все вопросы Верховного главнокомандующего и генерального секретаря. И помалкивали, когда их мнением не интересовались. Пожалуй, только Мехлис переоценивал своё значение, находясь в должности члена военного совета. За что и поплатился петлицами комиссара первого ранга.

Другое дело было с НКВД. Он точно официально назначал своих любимчиков в Наркомате внутренних дел. Во-первых, всегда давал понять руководителям, что к их подчинённым он относится лучше, чем лично к ним. Во-вторых, не упускал случая выделить кого-нибудь из заместителей наркома как особенно ценного работника. В этом плане Абакумов обычно ходил у него в фаворитах.

Берия знал об особом отношении вождя к Абакумову и отнюдь не разделял мнение Сталина. Меркулов в этом вопросе был полным союзником Лаврентия Павловича. Разговор с Виктором Семёновичем Абакумовым был как списан с разговора кремлёвского.

– Вы свою лапу зачем в чужое управление запустили? – спросил Меркулов.

– Этого требовала оперативная обстановка.

– Какая такая оперативная обстановка? Мехлис для вас оперативная обстановка? Вы товарищу Сталину докладывали о своих действиях?

– Нет.

– А откуда товарищ Сталин знает?

– Я не знаю.

– Так узнайте! Только не нужно лгать. Вы не в те игры играете, Виктор Семёнович. Совсем не в те… И не на той стороне. Если будет хоть какая-то утечка информации, вас даже Берия не спасёт. «Кто такой Абакумов? – скажет. Не знаю никакого такого Абакумова!» Генерал, которого вы по недомыслию или по беспечности зацепили – генерал не простой. Очень не простой генерал. Агентурный псевдоним ему сам товарищ Сталин дал. Вы не знаете, под каким именем он по оперативным документам проходит?

– Нет.

– Вот и хорошо, что не знаете. Я сам знал и забыл. Приказали забыть. А я вам приказываю забыть об этом генерале. Что за нарушение приказа бывает – это-то вы, надеюсь, ещё помните? Что молчите?

– Знаю, – глухо ответил мощный и спортивный Абакумов. И внешне, и внутренне никогда не проявлявший излишней покорности, он вынужденно согласился.

Маховик нареканий и разносов, едва только тронутый в этот день Сталиным, продолжал крутиться.

– Сопли подотри! – спустя десять минут после разговора с замнаркома орал Абакумов на начальника отдела Литвинчука. – Мало того что постоять за себя не можешь, так работу наладить не можешь. Где Каблукова?

– Не знаю, – непроизвольно шмыгая разбитым носом, отвечал Литвинчук.

– А если она сейчас пишет где-нибудь, кто и как ей задачу ставил?

– Ольга – человек опытный. Её не так просто расколоть.

– А те, кто её похитили, – пионеры-тимуровцы? – продолжал кричать Абакумов. – Вон как тебя разделали. Показательно разделали. Ты хоть это-то понял?

Литвинчуку не оставалось ничего, кроме как молчать. Избили его действительно профессионально. Сломали по ребру с каждой стороны груди. Напинали по почкам. А главное, действительно превратили лицо в один сплошной синяк. Было ещё сотрясение мозга, из-за чего нестерпимо кружилась голова и сильно тошнило.

– Ты, помнится, рапорт подавал. На фронт просился, – заканчивал разговор начальник управления. – Считай, что рапорт удовлетворён. Завтра же на фронт, к ядрёной матери! Что делать с Каблучихой, когда объявится, – без тебя решать будем. Работнички…

Суровцев в сопровождении начальника внутренней тюрьмы НКВД быстро шёл по коридору. Охранник встретил их у дверей камеры. Звякнув связкой ключей, молча приставил правую ладонь к козырьку фуражки.