— Да, трус не будет летать здесь в одиночку, — сказал Кранке. — А если б у них отказали двигатели…
Глава 2
НЕТ ХУДА БЕЗ ДОБРА
Солнце садилось над морем, похожим на кипящую смолу, и еще до того, как оно опустилось за горизонт, его поглотили свинцово-серые облака. Сгустилась тьма, и начали сбываться предсказания «лягушки в кувшине» — так называли корабельного метеоролога. Погода переменилась к худшему — или к лучшему, это с какой стороны посмотреть. На следующий день Кранке до полудня продолжал идти северо-западным курсом, а затем, положившись на данные метеоролога, приказал повернуть корабль прямо на запад в сторону Гренландии, собираясь сделать попытку пройти через пролив под покровом ночи.
Точно по расписанию небо начало заволакиваться тучами. С северо-запада налетал ветер, хлестал дождь, смешанный с градом, а потом из низких серых облаков повалил снег. К вечеру поднялся сильный ветер, и «Шеер» стал раскачиваться на волнах, которые на глазах становились все выше. Над Исландией уже собрался циклон. «Шеер» испытывал сильную бортовую качку, и матросы-новички в страхе уже начали сомневаться, что кто-то способен выжить после подобных страданий. Но более опытные товарищи нашли для них слова поддержки и утешения:
— Это только начало, ребята. Когда сначала дождь, потом ветер, это цветочки. Если наш метеоролог не ошибся, что вряд ли, сегодня к ночи у нас будет настоящий полярный ураган.
— Мы, конечно, не пойдем ни в «ревущие сороковые»,
[2]
— сказал другой, — ни вокруг мыса Горн, но с вас хватит и этого. Узнаете, почем фунт лиха.
Говоривший был матросом призовой команды, и ему доводилось огибать мыс Горн на паруснике.
— Откуда ты знаешь, что мы туда не пойдем? — сказал третий.
— Спятил ты, что ли? — сказал четвертый. — Как это мы пойдем в Индийский океан в таком виде? Ну уж нет! Нормальное английское море.
«Шеер» уверенно шел сквозь бурное море на скорости 20 узлов. Громадные волны разбивались о его палубу и окатывали с носа до кормы. На верхних палубах было пусто. Обслуживающий персонал находился только у тяжелых пушек и верхних зенитных орудий. Никто не осмеливался подняться на верхнюю палубу, предварительно не обвязавшись веревкой. Вдруг боцман Хеллгерт заметил, что у зенитного орудия по правому борту остались ничем не защищенные снаряды. Он велел матросу обвязаться веревкой и исправить оплошность, но тот ничего не сумел сделать в одиночку. Тогда Хеллгерт воспользовался, как ему показалось, кратковременным затишьем между шквалами и рванулся вперед, чтобы помочь матросу, но в тот же миг на палубу обрушилась большая волна.
Немного позже расчет 10,5-сантиметровой зенитной пушки, расположенной на корме, услыхал чьи-то стоны. Матросы пошли разузнать, в чем дело, и увидели какую-то груду у подножия кормовой орудийной башни. Тогда пара смельчаков, не побоявшихся выйти на палубу, обвязались веревками и нашли раненого моряка в бессознательном состоянии. Это был тот матрос, которого боцман Хеллгерт послал к снарядам. Его осторожно снесли в корабельный лазарет, где врач установил, что оба бедра у него сломаны. Когда к матросу вернулось сознание, он первым делом спросил о боцмане Хеллгерте, который вышел на палубу, чтобы ему помочь. Первый помощник, поспешивший спуститься в лазарет, немедленно приказал искать боцмана. Тем временем раненый продолжал рассказывать:
— Боцман вышел на палубу, чтобы мне помочь, и, хотя было жутко холодно, снял китель, чтобы он не мешал ему двигаться. Мы успели отвязать только один ящик, как вдруг на нас обрушилась здоровенная волна. Меня швырнуло на что-то, и я почувствовал ужасную боль в ногах, а больше я ничего не помню.
Оказалось, что нигде нет не только боцмана Хеллгерта, но и матроса Римке. Когда об их отсутствии доложили на мостик, капитан тут же приказал развернуть корабль на 180°, несмотря на сильное волнение, и в течение получаса море освещали прожекторами. Вода была холодна как лед, дул ураганный ветер, в таких ужасных волнах удержаться на поверхности было невозможно. Наконец «Шеер» прекратил поиски и вернулся на прежний курс. Это была первая потеря, которую понес корабль, и все чувствовали себя подавленно.
Шторм бушевал все яростнее, волны вздымались все выше, и капитану пришлось отказаться от первоначального намерения обойти Северный мыс Исландии в полночь, потому что корабль просто не мог идти на скорости 20 узлов. Однако видимость становилась все хуже и обещала остаться плохой даже после рассвета, и Кранке надеялся, что туман ляжет защитной завесой вокруг корабля.
К полуночи шторм превратился в ураган, и ветер сменился с северного на северо-восточный. Это полностью устраивало Кранке: чем больше свирепело море, тем лучше было для него. «Шеер» кидало на волнах, но капитан не имел возможности поступить так, как поступил бы в мирное время: поставить корабль носом по ветру и выйти из шторма. Он был вынужден использовать каждую минуту ненастья, чтобы проскользнуть по Датскому проливу незамеченным.
На палубе рисковали находиться только те, кто крепко привязался веревкой. Весь корабль покрылся ледяной коркой, и на ют запретили выходить даже обвязавшись. Нескончаемые ряды крутых валов один за другим разбивались о судно, полностью накрывая корму и откатываясь назад. Перед самым рассветом «Шеер» вошел в пролив.
Летом и осенью Датский пролив свободен ото льда и имеет в ширину больше 320 километров, но когда налетает северный ветер, а тем более северо-восточный ураган, он не настолько широк, чтобы громадные волны, врываясь широким фронтом из Гренландского моря, могли беспрепятственно пройти через него. В итоге пролив превращается в туннель бушующих волн, где в узком коридоре накатываются друг на друга колоссальные массы вздымающейся воды. Поскольку волны не могут схлынуть ни на восток, ни на запад, ибо с одной стороны путь им преграждает Гренландия, а с другой Исландия, они поднимаются до небес, и валы высотой 15 метров — там самое обычное дело. К тому же волны, не находя другого выхода, откатываются назад в пролив, и он превращается в кипящий, бурлящий котел, где тяжелые валы катятся во всех направлениях сразу.
В таких вот условиях «Шеер» пытался прорваться в Северную Атлантику. Несмотря на массу корабля, волны били и швыряли его то в одну, то в другую сторону. Корабль тяжело врезался в воду и кренился, вздымался и падал, с трудом прокладывая путь среди громадных волн, и всем находившимся на борту приходилось несладко. Порой корабельные приборы показывали крен до 37°, и не одного из опытных моряков, бывших капитанов гражданского флота, обуревали сомнения. В отличие от торгового судна коэффициент крена у «Шеера» как у боевого корабля был гораздо выше. Машины располагались ниже ватерлинии, над ними шли цейхгаузы и погреба боеприпасов, но бронированные башни больших 28-сантиметровых пушек, прочая корабельная артиллерия и две тяжелые мачты со всей оснасткой находились намного выше ватерлинии. Как удачно, думали бывалые моряки торгового флота, что «Шеер» нагрузился до планширов.