— Так ты работаешь? Да еще и врачом? Не тот ли ты русский доктор, который лечит и своих, и врагов? А еще ходит в разведку?
— Да, это я. Я приезжаю сюда во время своего отпуска.
— Нет, вы, русские, — ненормальные! Все-таки вы удивительные люди. Фанатики-исламисты воспитываются с детства, но вы-то не похожи на религиозных фанатиков!
— Мы всякие! Многие добровольцы уже повоевали в Афганистане, Абхазии, Приднестровье, Осетии. Война для них — образ жизни, но они воюют не просто так, а защищая обиженных, защищая интересы великой России. Православие я принял вполне осознанно. Я воюю за православную Русь, включающую в себя великоросов, малороссов и белорусов..
— То есть вы — великоросские шовинисты?
— Почему шовинисты? Просто — русские. Патриоты!
— Кто-то сказал, что патриотизм — прибежище негодяев!
— Эту фразу перевирают или говорят, не зная или не понимая подтекста. Ее сказал один английский джентльмен в XVIII веке. И звучит она так: «Патриотизм — последнее прибежище негодяев!» Смысл ее таков, что, когда какой-нибудь негодяй пролетит по всем показателям, он постарается прикинуться патриотом, на самом деле таким совсем не являясь, а искусно маскируясь. Меня недавно в России объявили чуть ли не главным фашистом, потому что я провел турнир по русским единоборствам. Слово «русский» напугало! Не удивлюсь, если через несколько лет те, кто сейчас меня во всем этом обвиняет, будут изображать из себя суперпатриотов и кричать о любви к родине и делать разные «патриотические» проекты, для того чтобы, как у нас говорят, полученные на патриотическое воспитание «бабки распилить».
— Судя по всему, у тебя не такая простая биография. Не экстремист ли ты? Нацист или расист?
— Что за глупости! Я врач, и мне совершенно безразлично, какого цвета кожи мой пациент или какой национальности. Я здесь спасал от смерти и сербов, и мусульман, и хорватов.
— Про твою врачебную деятельность я уже слышал. Но ты защищаешь сербов, которые убивают мусульман!
— Сволочей везде хватает, но хорваты и мусульмане зверствуют не меньше! Но почему-то так называемое «мировое сообщество» обвиняет во всем сербов. А я видел убитых и покалеченных хорватами и мусульманами сербских женщин и детей. С одного моего знакомого срезали с тела кожу и завязали ее в мешок над головой! А беременной сербке вспороли живот, чтобы она не родила, как они сказали, еще одного сербского солдата.
— Это не наши! — смутился собеседник. — Это моджахеды Изитбеговича!
— А вы-то чем лучше, если служите у него?
— К счастью для меня и для тебя, русский, я не из отрядов этого псевдо-мусульманина Изитбеговича, а из Сил обороны Западной Босны, которыми командует Фикрет Абдич. А у него свои счеты с вояками Изитбеговича! Изитбегович со своими приспешниками извратил само понимание Корана. Мусульманство — религия не такая агрессивная, как ее пытаются преподнести. Мы предпочитаем защищаться, а не нападать. Еще раз скажу, что тебе повезло. Мы вместе с сербами уже воевали против Изитбеговича и усташей.
— Да если бы я знал, что вы из Автономной Западной Боснии! Ваш полковник Делич при помощи сербов на город Цезин наступал.
— Если помнишь, отряды Абдича в итоге были разбиты. Мы — остатки его бойцов, которым теперь все равно, с кем и против кого воевать. Нашей автономии больше нет, многие стали служить Изитбеговичу. Чисто условно мы тоже теперь находимся в подчинении командиров Изитбеговича. С недавних пор есть в моем отряде и несколько ярых сторонников исламистов.
— Моджахеды, что ли?
— С этим тебе тоже повезло, русский! Моджахедов у нас нет. Сначала я хотел тебя убить, иначе у меня могут возникнуть проблемы за связь с бывшими союзниками, — убить, как наемника, оказавшегося на наших землях и залезшего в чужой конфликт, который тебя не касается. Но я тебя не убью! И благодарить ты должен за это моих детей и ту шоколадку, которую ты им дал. Ты вел себя достойно в моей квартире. Если бы моя семья оставалась еще здесь, то я бы не отпустил тебя. Не позволил бы подвергать семью опасности. Нет, мы не из отряда «Черные ласточки», только формой похожи, но у нас тоже специальный отряд. Здесь я появился с единственной целью: забрать свою семью. Убить человека, угостившего моих детей, я не смогу и своим людям не разрешу! К тому же врача. И бывшего союзника. Поэтому живи, но в будущем не попадайся на поле боя! А вот с твоей подругой сложнее. На нее тут некоторые мои бойцы глаз положили, ей свою свободу отработать придется! И эти бойцы — самые отъявленные исламисты. Им трудно будет отказать в законной, как они считают, добыче.
— Если ты мужчина и воин, — не выдержал я, — то сам понимаешь, что такая свобода и жизнь мне ни к чему. Как я потом буду жить с таким позором? Я не брошу ее здесь одну! И потом, ты не хотел, чтобы тебя сравнивали с садистами-моджахедами из отрядов Изитбеговича!
— Ты ей все равно не поможешь, а так еще и тебя убьют! Да и я пострадаю!
— Я вам глотки зубами грызть буду, даже если для этого придется вернуться с того света! Девушку не оставлю!
— Ладно, — нехотя согласился Ходжа. — Убивать тебя мне неохота. Будем считать, что ты выдержал еще одно испытание. Наглость твоя подкупает! Забирай девку и уходи! Только побыстрее, а то некоторые мои бойцы излишне горячие, и мне будет трудно их сдержать!
Рада испуганно следила за нашими переговорами. Она почти не дышала, только при последних словах командира мусульманского отряда облегченно вздохнула.
Нас развязали.
Охранники были явно недовольны таким решением командира, но спорить не рискнули. Он явно пользовался большим уважением, скорее всего, за свой военный талант да крепкие кулаки.
Я взял Раду за руку и торопливо повел к выходу. Ситуация могла измениться в любую минуту.
— Подождите! — раздалось нам в спину. — Я хотел спросить, что пытались выведать у вас усташи и что они из себя представляли? По нашим данным, хорваты забросили сюда какой-то особый диверсионный отряд со спецзаданием. Не за вами же охотиться.
— Не знаю, но, по-моему, они выполняют задание, чтобы еще сильнее стравить между собой сербов и мусульман. Есть у нас такие данные. И командует этими группами усташей некто по прозвищу Српска Смрт, но его вроде там не было. Чего сами никого из усташей в плен не взяли?
— Увлеклись. Жаль, ничего нового ты не сказал. Нечто подобное я уже слышал. В любом случае они получили по заслугам. Это еще одно очко в твою пользу. Идите!
— Хорошо.
И мы продолжили путь к дверям.
— А спасибо сказать! — хохотнул командир.
— Спасибо! И, надеюсь, прощайте!
Когда переводчик перевел мои последние слова, Ходжа захохотал еще громче.
— Ты, русский, наверное, забыл или не слышал, что мы — воины Абдича — вместе с вами воевали и против хорватов, и против Изитбеговича. Вы и сербы ближе к нам, чем мусульмане Изитбеговича или вояки Атифа Дудаковича, не говоря уж об усташах. Но мы проиграли, наши воины погибли или разбежались. Нас уговаривали перейти к Изитбеговичу. И мы сомневались, как поступить. Поэтому я так и разговаривал с тобой. Считай, что ты помог мне принять окончательное решение. Я уйду от Изитбеговича. Не хочу больше воевать, особенно в его рядах. Глядишь, удастся куда-нибудь перебраться подальше от этой крови и грязи, где живут тихо и мирно…