— Ты — это особый случай. «Суперлайт» — твой корабль.
— Ты — тоже особый случай, потому что я буду настаивать на твоем участии в полете. Кроме того, не так-то просто найти достаточно квалифицированных добровольцев. Мы можем только попытаться убедить того или иного специалиста стать членом экипажа. Кому-то из них придется согласиться, не набирать же нам неопытных и дрожащих от страха новичков. — А почему специалисты могут не согласиться?
— Потому что они, дорогой мой Крайл, земляне, а почти для всех землян космос — это нечто ужасное. Гиперпространство вызывает у них еще больший ужас; в результате никто из землян не выразит большого желания лететь на «Суперлайте». В экипаже будем мы с тобой, но нам понадобятся еще и три добровольца. Должна тебе сказать, найти их будет совсем непросто. Я проверила многих, и пока более или менее меня устраивают только двое: Чао-Ли Ву и Генри Джарлоу. На третье место у меня пока нет подходящего кандидата. И даже если вопреки всем ожиданиям вдруг наберется десяток добровольцев, к твоему участию в полете это не будет иметь никакого отношения, потому что я буду настаивать на своем; рядом со мной на корабле должен быть посланник Земли, способный вести переговоры с роторианами, если, конечно, возникнет такая необходимость. Может быть, тебе и этого мало? Тогда я твердо обещаю, что корабль отправится в полет намного раньше, чем тебе исполнится пятьдесят.
Только теперь Крайл с облегчением улыбнулся и сказал:
— Тесса, я люблю тебя. Ты знаешь, я действительно люблю тебя.
— Нет, — сказала Тесса. — Этого я не знаю. Особенно когда ты говоришь таким тоном, как будто сам удивляешься. Крайл, ты не находишь странным, что ты ни разу не признавался мне в любви, а ведь мы живем вместе и любим друг друга уже почти восемь лет?
— Действительно ни разу?
— Поверь мне, уж я бы запомнила. И еще одна странность: я тоже никогда не говорила тебе, что люблю тебя, и все же я очень люблю тебя. Начиналось у нас все совсем по-другому. Как ты думаешь, что случилось?
— Может быть, наша любовь росла и зрела так медленно, что мы сами этого не заметили? Как ты думаешь, так бывает? Они нерешительно улыбнулись друг другу, как бы размышляя, что же теперь им делать.
На поверхности планеты
Глава 54
Юджиния Инсигна не находила себе места; ее переполняли мрачные предчувствия.
— Признаюсь, Зивер, после вашей экскурсии на самолете я ни одной ночи не могла спать спокойно, — сказала она таким голосом, который у женщины с менее твердым характером уже давно перешел бы в рыдания. — Разве этого полета до океана и назад для Марлены недостаточно? Тогда вы вернулись уже ночью! Почему ты не остановишь ее?
— Почему не остановлю? — медленно повторил Генарр, как бы раздумывая над ответом. — Юджиния, мы уже давно перешли ту границу, за которой еще могли бы остановить Марлену.
— Зивер, это просто смешно. С твоей стороны это даже нечестно. Ты прячешься за спиной Марлены, как будто она все знает и все может.
— А разве нет? Ты ее мать. Прикажи ей оставаться на станции.
Юджиния сжала губы.
— Ей уже пятнадцать лет. Я не хочу быть деспотом.
— Не лукавь. Ты бы с удовольствием стала настоящим семейным деспотом, но, как только ты попытаешься им стать, Марлена посмотрит на тебя своими странными ясными глазами и скажет примерно так: «Мама, тебе не дают покоя угрызения совести, потому что ты оставила меня без отца. Тебе кажется, что в наказание Вселенная хочет лишить тебя дочери. Это глупое суеверие».
— Зивер, ничего более дурацкого я в жизни не слышала, — поморщилась Юджиния. — Я не чувствую и не могу чувствовать никаких угрызений совести.
— Конечно, конечно. Это я сочинил для примера. Но Марлена ничего сочинять не будет. По тому, как согнется большой палец у тебя на левой руке, или как дернется твоя правая лопатка, или еще что-нибудь, она будет точно знать, что тебе не дает покоя. Мало того, она все расскажет тебе, и все окажется правдой, причем правдой настолько для тебя неприятной, что ты будешь думать только о том, как бы тебе оправдаться. Поэтому ты уступишь Марлене, только бы она не лезла еще глубже в твои мысли, в твою душу.
— Но с тобой-то такого не случалось.
— Почти не случалось, потому что Марлена любит меня, а я стараюсь быть с ней по возможности более дипломатичным. Но если я попытаюсь ее обмануть… Страшно подумать, во что она меня превратит. Послушай, Юджиния, мне все же удалось отложить нашу прогулку по планете. Похвали меня хотя бы за это. Марлена настаивала, чтобы мы вышли на поверхность Эритро сразу же после полета. А я сумел уговорить ее подождать до конца месяца.
— Как это тебе удалось?
— Уверяю тебя, с моей стороны это было чистейшей софистикой.
Сейчас декабрь. Я сказал Марлене, что через три недели будет Новый год, если, конечно, считать по земному календарю, и что я не знаю лучшего способа отметить начало 2237 года, как открыть новую эру в изучении и освоении Эритро. Ты знаешь, свое знакомство с планетой Марлена видит именно так — как начало новой эры. И это намного хуже.
— Почему хуже?
— Потому что ею движет не личный каприз; Марлена видит во всем этом нечто жизненно важное для всех роториан, а может быть, и для всего человечества. Ничто так не удовлетворяет самолюбие человека, как так называемый вклад в общее благосостояние. Этим можно оправдать любые поступки. Любой из нас — и я, и ты — прибегал к такому несложному объяснению. Но чаще всего этим приемом пользовался, конечно, Питт. Мне кажется, он убедил себя, что и дышит он только для того, чтобы обеспечивать углекислотой растения Ротора.
— Значит, ты сыграл на ее мании величия?
— Да. Во всяком случае теперь еще неделю мы можем посмотреть, остановит ли что-либо Марлену. Впрочем, должен сказать, что мне не удалось ее обмануть. Она согласилась, но при этом сказала: «Дядя Зивер, вы думаете, что, если вы задержите меня на станции, ваши шансы завоевать расположение моей мамы как-то повысятся? Я же вижу, что вы не придаете Новому году никакого значения».
— Ужасно грубо.
— Ужасно правильно, Юджиния. Впрочем, это одно и то же.
Юджиния отвела взгляд.
— Мое расположение. Что я могу сказать…
— Зачем что-то говорить? — перебил ее Зивер. — Ты знаешь, что прежде я любил тебя. Оказывается, с годами это чувство не проходит. Но это моя проблема. Ты меня никогда не обманывала, не давала мне права надеяться, а я не настолько глуп, чтобы не понять, когда говорят «нет». В сущности ты здесь ни при чем.
— Но ведь из-за меня у тебя не сложилась жизнь…
— Если ты понимаешь, это уже что-то. — Генарр натянуто улыбнулся.
— Это намного лучше, чем ничего.