Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин Уэбб cтр.№ 95

Викарий поднимается из травы слева от ивы. Он медленно подкрался к ним, пригибаясь к земле, скрытый овсом, наперстянками и дикими ирисами. Вот он уже стоит перед ней, и она замирает, ахнув от неожиданности, руки у нее опускаются. Теософ у нее за спиной, лежит на земле. «А это он сфотографирует?» — спрашивает она мысленно. Она имеет в виду лицо викария. Потому что оно достойно того, чтобы его запечатлеть: бледные голубые глаза раскрыты так широко, что вот-вот вылезут из орбит. Челюсть отвисла так, что видно язык. С нижней губы стекает слюна, уголки рта тоже влажные от слюны, и даже подбородок блестит. Кэт улыбается, не в силах сдержаться. Она думает, не поклониться ли ей, чтобы завершить представление, однако что-то удерживает ее. Она видит, как он узнает ее. И что-то изменяется в подрагивающих мышцах лица. Оно подергивается, глаза становятся пустыми. В них ничего нет. Пустота. Кэт вдруг пугается. Она перестает улыбаться и стоит неподвижно, мышцы словно одеревенели. Всего секунду, или две, или три. Она должна сделать шаг, уйти, бежать к Джорджу, и пусть эти двое выясняют отношения, разбираются в своей лжи, верованиях и планах, если посмеют. От пустого взгляда блестящих глаз викария Кэт вдруг отчаянно хочется помочиться, и воздух как будто вытекает из легких. Однако поздно. Рука викария взметнулась вверх. В руке зажат его бинокль, тяжелый и черный. Кэт видит его высоко над своей головой. Нелепый, неестественный предмет на фоне чистого неба. Затем он падает.

В темноте Кэт слышит голоса, искаженные, лишенные смысла и значения. В голове пылает ослепительная боль, и когда ей кажется, что она открывает глаза, то все равно ничего не видит. В горле влажно, во рту полно теплой жидкости, и те крохи воздуха, какие удается захватить, приходится проталкивать через эту жидкость, медленно вскипающую пузырями, на что уходят все силы. Кэт снова пытается открыть глаза, что-нибудь увидеть. Вдруг голову заполняет свет, как взрыв. Боль невыносимая. Кэт снова закрывает глаза, крепко зажмуривается. Земля покачивается под ней, колышется, как вода, — поднимаясь и опускаясь. «Море?» — думает она, одновременно радостно и смущенно. Она ничего не понимает. Снова звучат голоса, высоко, потом низко, быстро, потом медленно. «Замолчите, — думает она. — Вы слишком громкие». Постепенно голоса сливаются в один, и он звенит от страха:

— О господи, что ты наделал? Что ты наделал?

Она знает этот голос, силится вспомнить, кому он принадлежит.

Красивое, но в то же время жесткое лицо, смеющиеся глаза. Робин. Она хочет спросить у него, что случилось, где она? Почему болит голова, глаза не видят, а рот полон крови, соленой, с привкусом железа?

— Альберт, ты убил ее! Ты… ты ее убил! Альберт!

Слова. Их смысл медленно доходит до нее сквозь завесу боли. Кэт озадачена. «Кого убили? Меня не убили!» — произносит она, однако слова не слетают с ее губ. Кэт не может заставить губы двигаться, не может заставить язык пошевелиться. Их неповиновение приводит ее в гнев. Она пытается перевести дыхание, собраться с силами, чтобы сесть, но тело не слушается, все трудно, больно. Голова у нее из камня, который медленно крошится под собственным весом.

На какое-то время голоса умолкают. На секунду, на минуту, на год. Кэт не может определить. Она плывет, вздымаясь и падая. Солнце попадает ей на лицо, и она думает, это огонь, который она развела в камине, чтобы согреть мать, когда та умерла. Тишина пульсирует в голове, громыхает, словно пустой-препустой барабан, снова и снова. Это ее сердцебиение, стук крови в ушах.

— Этого… ее… нельзя, чтобы ее нашли, Альберт. Нельзя рассказывать об этом! Все рухнет… Бери вещи, бери платье, Альберт! Слушай меня! Все будет уничтожено… вся наша работа… Альберт!

Голос звучит снова, теперь быстрый и безумный, полный страха, дрожи, дикий от отчаяния. Грубые руки передвигают ее, тащат куда-то. Руки дрожат от страха. Они встряхивают ее, тянут за волосы. Кэт хочет возмутиться, хочет, чтобы ее оставили в покое. Каждое движение пытка, от него голову пронзают копья боли, хуже чем резиновые трубки в Холлоуэе, которые запихивали в ее распухший и кровоточащий нос на десятый день. Она должна добраться до Джорджа. Он всех их прогонит, защитит ее от этих рук, этих голосов, он поможет ей сесть, откашляться, прочистить горло.

— Альберт, бери это! О господи, боже мой… ее лицо… Альберт, бери, бери вещи! Возвращайся домой, никому ничего не рассказывай, слышишь меня, Альберт? Никому ни слова!

Кэт поднимают. Ей кажется, что она летит, всего миг, а потом ее снова встряхивают, и боль заслоняет все. Время исчезло, оно больше не имеет значения. Теперь голос звучит по-другому. Искаженный страданием, раскаивающийся, придушенный, как она сама.

— О Кэт… Кэт. О господи…

Да, он плачет, понимает Кэт. «Опусти меня!» — произносит она беззвучно. Теперь она встревожена. Она хочет встать на ноги, она хочет открыть глаза. Грохот в ушах сделался медленнее и спокойнее, и это должно бы принести облегчение, однако не приносит. Не приносит. «Джордж, — пытается сказать Кэт, — помоги мне. Прошу». Теософ дышит тяжело и отрывисто, встряхивает ее быстрее и сильнее. Слышится негромкий шорох, мягкое шуршание. «Деревья? Канал?» Робин тяжело дышит, он плачет.

— Прости, Кэт! — повторяет он снова и снова. — Прости меня.

Теперь Кэт испугана, по-настоящему испугана. Огромным усилием воли она открывает левый глаз. Свет дрожит, мысли путаются, как у пьяной. Деревья, канал, мост на краю луга, где пересекаются тропки. Как они оказались здесь? Она видит фигуру вдалеке, такую знакомую, любимую. «Джордж!» — кричит Кэт беззвучно. Он бежит к ней по дорожке быстро и отчаянно. А потом она оказывается в воде, чувствует ее на лице. На секунду вода облегчает боль, смыкается над ней прохладной зеленой темнотой. Она не дышит, кажется, это больше не нужно. Кэт спокойна. Джордж. Он спасет ее, защитит, вытащит, поможет ей бежать. Она ждет и скоро в самом деле чувствует его руки, их знакомую тяжесть, твердые мышцы на крепких костях. Ее поднимают, и мир снова становится ярким и яростным, кружит вокруг нее. Как бы ей хотелось открыть глаза и посмотреть на него, как бы хотелось улыбнуться. И она улыбается, зная, что он держит ее, что он ее спас. Грохот в ушах сменяется тишиной. Кэт забывает о нем, и больше ничего не остается. Даже темноты.

Эстер усаживается за туалетный столик, пристально глядит в зеркало, пытаясь с помощью румян и пудры как-то замаскировать следы греха на лице. Она видит его в каждой своей черте, в каждом волоске на голове. Во влажных уголках рта, в изгибе нижней губы и в подбородке, между бровями, где залегла тонкая морщинка. Следы измены проступают повсеместно. Она не понимает, как Альберт, как все вокруг не замечают их. Хотя Альберт, конечно, не замечает ничего. Ничего, кроме эльфов и Робина Дюррана. Глаза у нее распухли, потому что ночью она снова плакала. Эстер уже готова позвать Кэт, чтобы та принесла для нее несколько ломтиков огурца — положить на веки, но не может заставить себя. Не может посмотреть во всепонимающее лицо девушки, в черные глаза, которые видят ее насквозь. Ей трудно отделаться от мысли, что Кэт заметит ее вину, мгновенно поймет, посмеется над ней за то, что она сделала. Эта мысль невыносима. Потому что Кэт все-таки предостерегала ее: не доверять этому человеку, избавиться от него при первой же возможности. А она, вместо этого, позволила ему воспользоваться собой, позволила ему забрать девственность, которую она так долго берегла для Альберта. Так долго. Глаза заволакивают слезы, она не видит, куда накладывает румяна. И какое право теперь она имеет скрывать свое безобразие? Безобразие того, что она совершила, очевидно. Эстер яростно трет глаза и поднимается, чтобы идти вниз.