Татуированная кожа - читать онлайн книгу. Автор: Данил Корецкий cтр.№ 14

– Да чего мы такого сделали? – оправдывались пацаны. – Мало ли у кого есть наколки!

Действительно, у Еремина на плече синел парашют и буквы «ВДВ», у Филькова на среднем пальце красовался ромбовидный перстень с заштрихованными по диагонали треугольниками и четырьмя расходящимися лучами, а на косточке правого запястья сидели пять точек – одна в центре и четыре по углам. Борисов, по кличке Зуб, и вовсе щеголял картинной галереей, центром которой являлся сидящий на полумесяце и играющий на гитаре черт с надписью: «Ах, почему нет водки на луне?» К тому же все знали, что Фильков оттянул срок по малолетке, а Зуб не раз побывал в зоне. На этом фоне прегрешения подростков казались детскими шалостями.

– Кто с наколками ко мне пришел, у тех прошлое позади, – спокойно объяснил Рывкин. – А впереди – честный бокс и нормальная жизнь. Этому я всех учу. А вас к другому тянет, раз у вас такие наклонности, – вы на другое нацелены... Значит, мне учить вас нечему!

Переубедить Семена Григорьевича никому не удавалось, и пацаны ушли к Прошкову.

Имя Виктора Прошкова когда-то гремело в мире бокса, но слава и алкоголь сделали свое черное дело: теперь это был вечно раздраженный исхудавший человек с развязными манерами.

– Бить и толкать – это разные вещи, – любил говорить он. – Классный удар – это вот: раз по бороде! Здесь нокаутирующая точка посередине – важно попасть. Вроде вскользь, несильно, а он упал! И не назад упал, а вперед... Учитесь, салаги, пока я жив!

В молодости он был курсантом мореходного училища, но то ли не доучился до морей, островов и дальних стран, то ли они не оставили отпечатка в его памяти. Доверительно приобняв ребят за плечи и по-свойски понизив голос, Прошков учил их прозе жизни.

– Никогда не прите буром, всегда играйте, как артисты... Я недавно иду вечером с дня рождения, конечно, под газом, встречают трое: «Дай рубль!» Что делать? Я изображаю такого испуганного работягу и начинаю шарить по карманам, они видят – все нормально, и стоят, ждут...

Прошков изобразил, как он, склонив голову набок, обшаривает карманы брюк, и вдруг сделал молниеносное движение правой.

– А я одного по бороде – раз! Он – с копыт и лежит себе тихонько мордой вниз. Они оторопели, не поймут, в чем дело... На него смотрят, на меня. А я говорю: «Извините, ребята, не знаю, как получилось... Сейчас найду, у меня где-то трояк заначен, возьмем бутылку, вместе выпьем...» Ну, чтоб с толку сбить! А сам второго по бороде – раз!

Прошков подмигнул и повторил удар. Сухой кулак со свистом рассек воздух.

– И он лег! А третий – бежать со всех ног... Я кричу: «Ты куда, сейчас деньги найду!» Куда там...

Тренировал Прошков очень просто: ставил пары в спарринги и потом производил разбор полетов. От него нередко пахло вином, он покрикивал на учеников, ругался матом, а однажды ударил Ваську Кузина, причем не на ринге и не в перчатке, а голой рукой. Васька уже давно работал по кандидатскому уровню и вообще был крутым парнем, поэтому оскорбления не стерпел и вызвал тренера на ринг. Тот сдуру полез, угрожая превратить дерзкого ученика в котлету и забыв вставить в рот капу. На второй минуте Васька нокаутировал бывшего чемпиона, да еще и выбил ему пять нижних зубов. Придя в себя и выплюнув обломки, Прошков похвалил победителя и в дальнейшем делал вид, что ничего не произошло, а раскаявшийся Кузин организовал сбор денег на протезирование. Новенький пластмассовый «мост», закрыв чернеющую в челюсти брешь, окончательно исчерпал инцидент.

Третьим тренером был Валерий Иванович Лапин – крепыш-средневес с чеканным греческим профилем и маленьким, многократно сломанным носом. Он делал ставку на стойкость, быстроту, умение держать и наносить удары. Лапин не дистанцировался от учеников, как Рывкин, и не держался запанибрата, как Прошков. Главным для него были показатели: сколько подготовлено перворазрядников, КМС, призеров и чемпионов. Бесперспективных он отчислял, и некоторые из отчисленных – старательные и порядочные ребята, находили приют у Рывкина.

Непохожесть тренеров не мешала им дружить и собираться несколько раз в неделю в небольшой комнатке за спортзалом. Прошков посылал кого-то из своих за бутылкой водки, колбасой и плавлеными сырками, потом боксеры получали задания и работали самостоятельно, а наставники запирались минут на сорок – час. Иногда к ним присоединялся Рогов – когда-то гордость Тиходонска, тяжеловес, олимпийский чемпион. Бывший. Огромный, страдающий одышкой человек с оплывшими чертами деформированного лица и красными прожилками на носу.

Рывкин обычно выходил из тренерской первым и продолжал занятия, спиртным от него никогда не пахло. Однажды он подошел к Володе, когда тот работал на груше, понаблюдал некоторое время.

– Ну-ка, поменяй стойку! Так... Давай правой! Опять правой! Опять! Теперь левой! Снова левой! Снова! Гм... – Тренер озадаченно покрутил головой. – Ты равноценно работаешь в любой стойке и слева бьешь почти так же, как справа!

– А что это значит? – спросил Вольф, не зная – радоваться ему или огорчаться.

– Это огромное преимущество! Из тебя может выйти очень опасный боец, чемпион. Но надо много работать...

С тех пор Семен Григорьевич стал уделять Володе персональное внимание: надев «лапы», отводил его в сторону и отрабатывал технику ударов, нырков, защит и связок.

– Главное, не терять темп, не уходить в защиту, – повторял он снова и снова. – Защита – это поражение. На удар надо отвечать ответным ударом, только более сильным и точным. Чаще меняй стойку и бей с неожиданной руки. Давай!

Он начинал левой, Вольф подныривал под удар и делал крюк в подставленную правую. Или, прижав подбородок к плечу, закрывался перчаткой и наносил длинный прямой через атакующую руку.

– Резче! Скорость, нырок! Вот так нормально...

Связки повторялись множество раз, пацаны не любили эту работу за монотонность, но Володя чувствовал, что она многое дает в спаррингах – основном виде тренировок. Он стал пропускать меньше ударов, зато его крюки, свинги и апперкоты все чаще достигали цели.

Уставал он меньше других и чувствовал себя хорошо, хотя часто в раздевалке пацаны жаловались:

– Сегодня башка гудит, набили, как мяч! С ним такое бывало редко – именно тогда раз и навсегда он понял суть бокса, а может, и не только бокса: нанести больше ударов и получить поменьше самому. Это и стало целью каждой тренировки.

Бокс захватил его и вытеснил на периферию жизни все остальное: азарт поединков, хлесткие шлепки сталкивающихся перчаток, глухие звуки пропущенных ударов стали главным, школа, двор, семья – только заполняли перерывы между тренировками.

Бац! Бац! Бум!

– Садись, Вольф, четыре! – сухо произносит математичка Ксения Николаевна, глядя поверх старомодных круглых очков.

Бац! Бум! Бац!

– Они все знают! – шепчет отец матери, думая, что Володя уже спит. – Про все, про каждый шаг, про Иогана... Я не вижу слежки, может, микрофоны установили... Уехать куда-нибудь, что ли...