Тонкая работа - читать онлайн книгу. Автор: Сара Уотерс cтр.№ 16

— Фу ты черт! — ругнулся Джентльмен: ему чуть не отдавило ногу кресло на колесиках.

Он наклонился, отер грязь с сапога, потом выпрямился и закурил сигарету. Закашлялся. Воротник его был высоко поднят, поля шляпы низко свисали. Глаза у него сегодня были какие-то тусклые, словно запачканы желтком. Да, сейчас он меньше всего походил на мужчину, от которого девицы сходят с ума.

Он снова кашлянул.

— К черту дешевый табак, — сказал он, обирая с языка сухую былинку. Потом перехватил мой взгляд и попытался улыбнуться: — К черту нищую жизнь во всех ее проявлениях — да, Сьюки? Для нас с тобой она очень скоро кончится, правда?

Я отвернулась и ничего не ответила. Еще вчера я чуть не до утра вальсировала с ним в кухне, теперь же, вдали от Лэнт-стрит, от миссис Саксби и мистера Иббза, среди этой гомонящей толпы, этот человек вдруг показался мне совсем чужим, и мне стало неловко. Я подумала: «Вы мне — никто». И вновь еле удержалась, чтобы не попроситься домой, но я понимала, что, если еще раз заговорю об этом, он еще, чего доброго, разозлится, так что промолчала.

Он докурил одну сигарету и зажег другую. Потом пошел по нужде, и я чуть позже пошла тоже. Подбирая юбки, я услышала свисток, и, когда вернулась, оказалось, что посадку уже объявили и половина людей кинулись сломя голову к только что поданному поезду. Мы поспешили вместе с толпой. Джентльмен подвел меня к вагону второго класса, потом передал мой сундук человеку, размещавшему багаж на крыше вагона. Я села рядом с женщиной, на руках у нее был ребенок, и лицо у нее было измученное, напротив нее сидели два коренастых фермера — сразу видно, деревенщина. Мне показалось, она мне обрадовалась, ведь я была так одета, что по виду — ха-ха! — ни за что не подумаешь, что это всего-навсего вороватая девчонка из Боро. Следом за мной вошли мальчишка и его старичок родитель, они несли клетку с канарейкой. Мальчик сел рядом с деревенскими мужиками. Папаша его сел рядом со мной. Вагон качнулся и заскрипел, и все мы, запрокинув голову, смотрели, как с потолка, где ворочали тяжелые тюки и другой багаж, на нас сыплется пыль вперемешку с ошметками лакировки.

В следующую минуту дверь рывком распахнули и захлопнули. За всей этой предотъездной суетой я чуть не забыла про Джентльмена. Подсадив меня в вагон, он отвлекся, видать, и завязал беседу с проводником. Теперь же подошел к открытому окну и сказал:

— Я боюсь, ты приедешь поздно, Сью. Но, думаю, кучер в Марлоу тебя дождется. Уверен, что дождется. Надо надеяться.

Я сразу поняла, что нет, не дождется, и мне вдруг стало жаль себя и захотелось плакать. И выпалила вдруг:

— Поедете со мной? Проводите меня до дома?

Но разве он мог? Он покачал головой и виновато скривился. Два мужичка, женщина, мальчик и старичок папаша смотрели на нас — удивлялись, наверно, о каком доме идет речь и вообще, с чего это мужчина в модной широкополой шляпе, да еще с таким голосом, завел разговор с такой девушкой, как я.

Потом носильщик слез с крыши, раздался второй свисток, поезд жутко накренился и тронулся. Джентльмен приподнял шляпу и, пока поезд набирал ход, шел за нами следом, потом отстал — я видела, как он развернулся, надел шляпу, поднял воротник. Потом он исчез из виду. Вагон еще сильнее заскрипел и стал покачиваться с боку на бок. Взрослые ухватились за кожаные ремни, мальчик же прижался носом к стеклу. Канарейка просунула клюв меж прутьев клетки. Младенец заплакал. И плакал примерно полчаса.

— У вас есть джин? — не выдержав, спросила я у женщины.

— Джин? — переспросила та, как будто речь шла о яде. Потом поджала губы и демонстративно отвернулась — ишь, фитюлька какая, неприятно ей, видите ли, сидеть рядом со мной.

...Из-за нее, а также из-за младенца, и из-за птицы, не умолкавшей ни на минуту, и из-за пожилого господина, который уснул и храпел всю дорогу, и из-за мальчика, который пулялся бумажными шариками, и из-за деревенских увальней, которые всю дорогу дымили и бранились по пустякам, и из-за тумана, который не давал поезду как следует разогнаться, и тот приехал в Мейденхед на два часа позже расписания, так что я пропустила один поезд на Марлоу и вынуждена была дожидаться следующего, — из-за всего этого поездку мою едва ли можно назвать приятной. Я не захватила с собой еды, ведь предполагалось, что я прибуду в «Терновник» к тому времени, когда слуги пьют чай. Я с самого утра ничего не ела — мне, правда, дали на завтрак ломоть хлеба с вяленым мясом, и я еще досадовала, что оно застревает в зубах, но семь часов спустя, сидя в Мейденхеде, я вспоминала о нем, и у меня слюнки текли. Вокзал здесь был совсем не похож на Паддингтон, где с лотков торговали кофе, молоком и плюшками. Здесь на перроне стояла всего одна продовольственная будка, да и та была наглухо закрыта. Я уселась на свой сундук. Глаза щипало — наверно, от тумана. Я высморкалась, и платок почернел. Какой-то мужчина увидел меня за этим занятием.

— Не плачьте, — сказал он с улыбкой.

— А я и не плачу! — огрызнулась я.

Он подмигнул, а затем спросил, как меня зовут.

Да, одно дело, когда с тобой заигрывают в городе. Но я-то не в городе. И сделала вид, что ничего не заметила. Когда пришел поезд на Марлоу, я села на заднее сиденье в конце вагона, а он уселся в самом начале, лицом ко мне, и добрых полчаса буравил меня взглядом. Мне вспомнилось, как Неженка рассказывала, что вот так же однажды села в поезд, а рядом сидел некий джентльмен, так он расстегнул брюки, и показал ей петушка, и попросил потрогать. И она потрогала, а он дал ей за это фунт. Я подумала: что же мне делать, если этот мужчина попросит меня потрогать петушка, — закричать, отвернуться, потрогать или что?..

Но если подумать: к чему мне фунт, если вспомнить, куда я направляюсь!

И, опять-таки если подумать, такие шальные деньги непонятно куда девать. Неженка, к примеру, так и не осмелилась потратить свое богатство, опасаясь, что отец, как только увидит денежку, сразу догадается, что она наблудила. Она спрятала свой фунт в стене прачечной — там, где кирпич выпадал и его при желании можно было вынуть и впихнуть обратно. Для памяти она пометила кирпич особой меткой, но какой — никому не сказала. Она обещала открыть нам эту тайну на смертном одре, чтобы мы могли на этот фунт похоронить ее по всем правилам.

Итак, мой попутчик буравил меня взглядом, но расстегивал ли он брюки, сказать не могу, не видала. Наконец он попрощался со мной, приподняв шляпу, и сошел с поезда. После этого были еще остановки, и на каждой кто-то сходил, но никто больше не подсаживался. Станции пошли какие-то мелкие, одна неинтереснее другой, на последних уже ничего примечательного и не было, да и в окно совсем не на что стало смотреть, одни деревья да кусты, а за ними — туман, серый туман, выше которого лишь черное ночное небо. А когда деревья и кусты слились в одну сплошную полосу, а небо стало черным-пречерным, я даже подумала: настоящее небо таким не бывает, тут поезд и встал. Приехали в Марлоу.

Никто не сошел здесь, кроме меня. Я оказалась самым распоследним пассажиром. Проводник прокричал остановку и подошел снять мой сундук.