Я спустилась с помоста. Я словно плыла.
Представила себя обнаженной, свернувшейся комочком в ванне в отцовской мастерской. Инструменты и крюки, упавшие со стен, наполовину торчали из моей обескровленной плоти.
Холод убивает. Я увидела это как запись в дневнике Джейка, нацарапанную в спешке. Вспомнила, как мать перегибалась через подоконник в моей спальне, когда я была подростком, чтобы вновь и вновь заплетать лозу на стене. Защитить меня от мистера Левертона казалось таким важным, что она регулярно подвергала себя опасности упасть со второго этажа своего дома. Почему она не боялась? Она так любила меня или я тут ни при чем? Возможно, мое рождение лишь увеличило ее страх?
Полицейский в форме открыл дверь.
— Вы можете вернуться к своей подруге и своему мужу, — разрешил детектив Брумас. — Ах, простите. Вашему бывшему мужу, верно?
Я кивнула. Сошла с помоста и обнаружила, что отчаянно нуждаюсь в стуле. Сколь возможно невозмутимее прислонилась к ковровому краю помоста.
— Да.
— И давно вы разведены?
— Больше двадцати лет.
— Давненько.
— У нас две дочери.
— Вы достаточно близки, чтобы он приезжал и чинил вашей матери окно?
— Да.
— Прямо из Санта-Барбары?
— Вообще-то, он приехал в город, чтобы встретиться со своим…
Детектив Брумас оборвал меня.
— Да, да, он назвал мне имя. Идем, Чарли.
Тогда я встала и подошла к двери. Я подумала об игре в тень, в которую девочки играли, когда были маленькими: одна из них шла по пятам за другой, поворачивалась налево, когда поворачивалась другая, наклонялась вправо, когда наклонялась другая, так что та, что спереди, никогда не видела девочку-тень.
Натали и Джейк разговаривали в комнате напротив. Оба сидели в переднем ряду более традиционного класса, в котором преподавали историю искусства и западной мысли. Стулья и парты из литой пластмассы составляли единое целое, столешницы были светло-лимонного цвета и закруглялись вокруг сидений.
Я увидела, как полицейские идут по коридору, детектив Брумас чуть позади двоих в форме. У него в руке был сотовый телефон. Я услышала, как он приказным тоном говорит кому-то «лента для волос», а затем «коса».
Джейк, который сидел лицом к двери, первым заметил меня.
Натали неуклюже повернулась на школьном стуле и взглянула на меня.
— Иногда я даже не знаю, кто ты, — сказала она.
У меня в животе все сжалось. Я заговорила, но увидела, что Джейк энергично качает головой и беззвучно произносит: «Нет».
Оставалось лишь одно, о чем Натали могла говорить. Зачем он рассказал ей?
— Прости, — сказала я.
— Ты знаешь его с пеленок.
Какая разница? Уйма пятидесятилетних мужчин спали с тридцатилетними женщинами, и я не сомневалась, что среди них есть и те, кто знал своих любовниц детьми. К несчастью, тогда мне удалось вспомнить только Джона Раскина и десятилетнюю Роуз ла Туш.
[40]
— Все было добровольно, — сказала я.
— Господи, — обронила Натали.
Она отвернулась от меня и уставилась на классную доску. Я проследила за ее взглядом. Один из студентов воспользовался пустеющим классом и нарисовал на доске гигантский пенис. Член сосал карикатурный человечек, чертовски похожий на Таннера.
— Ты спала с Хеймишем? — недоверчиво переспросил Джейк.
— Прошлой ночью, в своей машине, — сообщила Натали. — Я позвонила домой, чтобы рассказать ему о твоей матери, а он выдал мне это! Утверждает, что влюблен в тебя.
— Ты сказала полиции, что я была с ним? — спросила я, зная, что это противоречит тому, что я только что сказала.
— Вот о чем ты беспокоишься? Больше ничего не хочешь сказать?
Джейк смотрел на меня.
— Ты отвезла его на лимерикскую точку.
Это не было вопросом.
Я кивнула.
Платье Натали, как часто случалось, разошлось, и глубокий треугольный вырез обвис и распахнулся, обнажив ее лифчик и пышную грудь.
По сравнению с ней я казалась себе веточкой, которую легко раздавить под ногами — хрупкой, тонкой, горючей. Пищей для огня или похоти.
— Вскрытие назначено на вторую половину дня, — сказала я. — Ее убили не там, где нашли тело.
Натали встала. Подошла ко мне.
Я опустила голову, избегая ее взгляда.
— Полагаю, я должна поздравить его, — сказала она. — Хеймиш давно хотел тебя поиметь.
— А меня поздравишь? — спросила я.
— Честно?
— Да.
— Я устала. Устала жить в своем дурацком доме и от работы, и я встречаюсь с одним человеком.
— С подрядчиком из Даунингтауна, — сказала я.
— Разумеется, ты не одобряешь.
— Я сейчас не в том положении, чтобы судить, — возразила я.
Натали коснулась ладонью моей щеки. Я узнала жест Хеймиша.
— Но ты судишь.
Мы втроем вышли из Хижины искусств. Мои суставы болели от напряжения — к ночным трудам добавились позирование и полицейский допрос. Мне отчаянно хотелось пойти и посидеть, где сидела утром, поглядеть на гнилой дуб за зданием.
— Помнишь фанерных людей моего отца? — спросила я Натали.
Мы стояли на парковке. Красная машина Джейка блестела на солнце.
— Да.
Она видела их лишь раз, незадолго до того, как их окончательно уничтожили. Джейк только слышал о них.
— Они для него были более реальны, чем мы с матерью.
— Меня от тебя тошнит, — сказала она.
Она поискала ключи в наплечной сумке. Их было несложно заметить: после того как она десятки раз их теряла, Хеймиш подарил ей брелок с огромным рыжим котом.
Джейк попытался заполнить пустоту.
— Сегодня Сара приезжает навестить нас. Боюсь, ее ждут не лучшие новости.
Он сунул руки в карманы, как всегда делал, чтобы скрыть нервозность. Ни с того ни с сего я подумала о футболке, которая была у него надета под свитером: «Жизнь хороша».
— Я еду в Йорк со своим подрядчиком. Собираюсь познакомиться с его матерью, — сообщила Джейку Натали.
Она не смотрела на меня. Я внезапно стала недостойной честных граждан. Неужели я убила единственного человека, по сравнению с которым казалась в здравом уме?