— Где ее коса?
— Сколько водки ты выпил?
— Достаточно. Где коса?
— Я разрезала ее и смыла в унитаз.
— Хорошо.
— Эмили поняла, что ты выпил?
Когда я впервые зашла в дом Эмили в Вашингтоне, меня ждал двойной удар. Во-первых, весь пол от стены до стены был покрыт белым ковром и заходить в туфлях дальше прихожей не разрешалось. А во-вторых, когда я попросила выпить, мне заявили, что алкоголя не держат.
— Она предпочла поверить, когда я сказал, что все дело в горе, — ответил Джейк.
— Солгал?
— Ты влияешь на меня как всегда.
— И как же?
— Плохо.
Я улыбнулась. Джейк тащил меня к вере в мир, а я тащила его туда, где за каждой улыбкой таился кинжал. В какой-то момент мы развалились на части, словно кукла, собранная из противоположных деталей.
— Что дальше? — спросила я.
— Что дальше?!
— Похоже, ты понимаешь, что происходит, — пояснила я. — Давай поступим по-твоему.
— Позвоним в полицию.
— Мне казалось, тебе не понравилась эта идея, — удивилась я.
— Не понравилась, но думаю, ты права. Скажем, что ты нашла мать в таком виде прошлой ночью и ждала моего приезда, чтобы позвонить им. Звонить надо сейчас. Я здесь уже пол-утра.
— Если мы собираемся им звонить, я хотела бы вернуться в дом и убраться.
— Тебя волнует домашнее хозяйство?
— Я хочу еще раз повидать ее.
Его недоверчивое лицо заставило меня вздрогнуть. Как будто он ничего и не предлагал.
— Бери куртку. Я на арендованной машине, но вести лучше тебе.
Когда мы оделись и собрались, Джейк поймал мою руку и сжал.
Снаружи, на бетонной дорожке, я представила, как проезжаю на машине Джейка за домом Хеймиша и встречаю его. У моего бывшего был красный «крайслер» с откидным верхом, весьма устаревший, но, не обладая преимуществом юности и находясь под угрозой обвинения в убийстве, я могла бы воспользоваться этой машиной, чтобы отвлечь парня. Как погремушкой.
Я выехала из квартала. Какое-то время мы молчали. Выбравшись на Пикеринг-Пайк и направляясь к Финиксвиллю, я заметила, что Джейк начал глядеть по сторонам.
— Боже, — сказал он, — как будто ничего здесь не изменилось. Как будто заморожено во времени.
Мысленно я обозревала мамину кухню. Разбросанные пластиковые контейнеры и ножницы на полу могут быть сочтены элементами неудачного ограбления.
Мы проехали мимо здания ветеранской организации рядом со складом пиломатериалов.
— Погоди, пока увидишь дом Натали, — сказала я. — У нее три смежные ванные комнаты!
— Что ты ей скажешь?
— Хорошо бы я могла рассказать Натали правду.
— Ты же знаешь, что не можешь, Хелен.
Я не ответила, внезапно подумав о рассказе Эдгара Аллана По, в котором кого-то заживо похоронили внутри стены.
— Только мне, Хелен. Мне. Больше никому.
— Натали знает, что я чувствовала к матери.
— Может быть, но это другое дело. Ты пошла дальше, чем большинство людей. Ты не можешь ни с кем поделиться.
— Большинство людей — идиоты, — откликнулась я.
Мы проехали старую фабрику покрышек. Когда Саре было четыре, она считала, что Джейк живет здесь.
— Когда ты так говоришь, с тобой трудно находиться в машине.
— Почему?
— Потому что это напоминает мне, какой ты всегда была. Даже когда дела шли хорошо, ты пребывала в унынии. Ты ненавидела все на свете.
— Определенно, настало время ездить в машинах с мужчинами, которые ощущают потребность рассказать мне правду обо мне самой, — заметила я.
Он не спросил, кого я имею в виду. Миля утекала за милей на спидометре «Плейскул», сделанном в стиле приборной панели гоночной машины. Мы проехали дом Натали.
— Старый мост все еще стоит, — сказал Джейк, его тон предлагал оливковую ветвь. — Помнится, когда твой отец катал нас, на этом месте в нем всегда происходила перемена. Он вроде как оживлялся. Помнишь? Как будто подымал войска, чтобы мы все вместе приехали домой и хорошо провели время. Сперва я не понимал этого.
— А потом понял?
— Прошлой ночью, когда я забрался в окно, все вернулось. Тот дом — тюрьма.
— И ты женился на заключенной.
Я стиснула руль. Мне не особо нравилось сидеть в машине с Джейком. Слишком много былого, как и слишком много правды, может причинить боль.
— Как Эмили? — спросила я.
— Хорошо, — улыбнулся Джейк. — Она легко привыкла к тому, что ей стукнуло тридцать.
— Ей стукнуло тридцать… — начала я, и Джейк присоединился ко мне, — в день, когда она родилась!
Мы вместе посмеялись в жестяной чужой машине.
— А Джон?
— Ну, вообще-то он никогда мне особо не нравился, но он хороший. Надежный.
— По-моему, он ненавидит меня, — сказала я.
Джейк прочистил горло.
— Стало быть, да?
— В целом он не одобряет нас всех. Сару тоже.
— Бедная Сара.
— Они поделили нас, Хелен, — сказал он. — Сара выбрала тебя. Ты же знаешь?
Я отвернулась.
— Черт! — воскликнул Джейк.
Мы как раз въехали на окраину Финиксвилля.
— Прелестно, не правда ли?
— Я забыл. Я совершенно забыл.
— Не все мы выросли на великом Северо-Западе, с утесом-отцом и извилистым водопадом-матерью, — заметила я. — Некоторым пришлось пробиваться сквозь асфальт.
— Только подумай, каково здесь могло быть ей, — сказал он.
— Кому?
— Твоей матери. В смысле, с какой стати ей вообще хотеть выходить из дома, когда вокруг… такое?
— Я знаю, тебе смешно, но я за годы вроде как привязалась к здешним местам.
— К вот этому?
Впереди замаячил старый мост, что рассекал город на две части. Под ним рассыпалось пятно мусора. Бочка, в которой тот прежде хранился, почернела от огня.
— Признаться, — сказала я, — он знавал лучшие дни, и все же у него до сих пор есть центр. Его даже пытались оживить.
— Познакомьтесь с Хелен, вашей проводницей из бюро туристических и ритуальных услуг.
— Это дух Финиксвилля, — ответила я.
Мы встали на красный свет за какой-то машиной. Загорелся зеленый, а она не тронулась с места.
— В ней никого нет, — сообщил Джейк.