— А знаешь, как мне было одиноко все эти годы? — спросила моя мама у своей.
— Мы же не зря пошли пройтись, Абигайль, — ответила бабушка Линн.
Моя мама смотрела прямо перед собой, но ощущала только их сцепленные руки — свою и бабушкину. Ее полоснула мысль о неразделенном детстве. Перед глазами возникли две ее дочери, которые связывали веревочкой пару бумажных стаканов и расходились по разным комнатам, чтобы нашептать свои секреты. Что они при этом чувствовали, ей было неведомо. А в родительском доме жили только отец с матерью да она сама. Потом и отца не стало.
Она подняла глаза к верхушкам деревьев, которые, на многие мили вокруг, были самыми высокими точками здешних мест. Мама с бабушкой не заметили, как оказались на вершине холма, обойденного новой застройкой; здесь обитали только редкие старики-фермеры.
— Не могу рассказать, что со мной творится, — сказала она. — Ни одной живой душе.
Солнце катилось по склону, маня их за собой. Они не оглядывались по сторонам. У мамы на глазах последнее мерцание света кануло в придорожную лужу.
— Не знаю, как быть, — вздохнула она. — Теперь все кончено.
Бабушка могла только гадать, что значит «все», но не стала допытываться.
— Может, пора вернуться? — осторожно предложила она.
— Куда? — спросила моя мама.
— Домой, Абигайль. Пора двигаться к дому.
Они развернулись и пошли в обратном направлении. Постройки, следовавшие одна за другой, были одинаковыми, словно близнецы. Только «аксессуары», как выражалась моя бабушка, служили знаками отличия. Она, хоть убей, не понимала, что хорошего в таком захолустье, где по доброй воле поселилась ее родная дочь.
— У развилки сделаем небольшой крюк, — сказала моя мама. — Пройдем мимо.
— Мимо его дома?
— Да.
Я видела, как бабушка Линн послушно следует за моей мамой.
— Обещай больше не встречаться с этим типом, — потребовала бабушка.
— С каким?
— С которым ты связалась. Вижу, до тебя не дошло, к чему я вела речь.
— Ни с кем я не связалась. — Мамины мысли, как птицы, порхали с одной крыши на другую. — Послушай, мама. — Она словно что-то вспомнила.
— Да, Абигайль?
— Если мне понадобится ненадолго уехать, можно будет пожить в папином домике?
— Ты все пропустила мимо ушей?
В воздухе поплыл какой-то запах, и мамины растревоженные мысли снова разлетелись по сторонам.
— Кто-то курит.
Бабушка Линн вытаращила глаза. От прагматичной, чопорной матери семейства, какой она привыкла видеть свою дочь, не осталось и следа. Перед ней стояла легкомысленная, рассеянная вертихвостка. На такую не было смысла тратить слова.
— Сигареты не здешние, — определила моя мама. — Давай-ка проследим, откуда ветер дует!
На глазах у изумленной бабушки моя мама пошла на запах.
— Ты как хочешь, а я — домой, — отрезала бабушка Линн.
Но маму было уже не остановить.
Вскоре она обнаружила источник ароматного дымка. Оказалось, это Руана Сингх, стоявшая у себя за домом под прикрытием раскидистой ели.
— Добрый вечер, — окликнула моя мама.
Вопреки моим ожиданиям, Руана не вздрогнула. Она давно воспитала в себе полную невозмутимость. В самых разных ситуациях — будь то приход полицейских с подозрениями в адрес ее сына или званый ужин, на котором ее муж выступал, как на ученом совете, — она и бровью не вела. В тот день она сказала Рэю, чтобы тот шел к себе, а сама незаметно выскользнула через черный ход.
— Миссис Сэлмон, — признала ее Руана и выдохнула густой сигаретный дым; увлекаемая теплом ее голоса и этим запахом, моя мама пожала протянутую руку. — Рада вас видеть.
— У вас гости? — спросила мама.
— У мужа гости. А я так, по хозяйству.
Моя мама улыбнулась.
— Не лучшее место для жизни, — сказала Руана.
Их глаза встретились. Мама кивнула. Где-то позади плелась по дороге ее собственная мать, но сейчас они с Руаной оказались на тихом островке, вдали от континента.
— У вас не найдется закурить?
— Конечно, конечно, миссис Сэлмон. — Пошарив в кармане длинного черного жакета, Руана выудила пачку сигарет и зажигалку. — «Данхилл». Годится?
Закурив сигарету, мама вернула Руане синюю пачку с золотой фольгой.
— Меня зовут Абигайль, — сказала она, затягиваясь. — Называйте меня, пожалуйста, Абигайль.
Рэй сидел без света у себя в комнате и вдыхал запах материнских сигарет, которые изредка поворовывал. Мать делала вид, будто не замечает, а он делал вид, будто не догадывается, что она курит. Снизу доносились голоса: отец и его коллеги громко спорили на шести языках, иронизируя над предстоящим праздником — типично американской выдумкой. Рэй не догадывался, что наши матери стоят рядом у них на лужайке, а я вижу его сквозь оконное стекло и вдыхаю тот же табачный дымок. Вскоре, отвернувшись от окна, он зажег прикроватную лампочку и взялся за книгу. Миссис Макбрайд задала им подобрать сонет, по которому надо будет написать сочинение; пробегая глазами строчки антологии, он то и дело возвращался мыслями к минувшим событиям, которые хотел повернуть вспять. Если бы он просто взял да и поцеловал меня над сценой актового зала, все могло бы обернуться по-другому.
Бабушка Линн двигалась курсом, указанным моей мамой, и вскоре увидела тот самый дом — дом, который они пытались забыть, живя в двух шагах. «А ведь Джек был прав», — подумала она. Даже в темноте от стен дома исходило какое-то зло. Бабушка поежилась. В траве стрекотали кузнечики, над клумбой роились светлячки. Тут ее как ударило: дочку можно только пожалеть. Она живет в вакууме — иносказания об интрижках покойного отца тут не помогут. Утром надо будет ей сказать, что отцовский домик всегда в ее распоряжении.
Ночью маме приснился, как она для себя решила, сказочный сон. Она перенеслась в Индию, где никогда не бывала. На дорогах стояли оранжевые разделительные конусы, а в воздухе парили бирюзовые стрекозы с золотыми рожицами. По улицам вели юную девушку. У погребального костра ее завернули в белое покрывало и подняли на помост. Яркое пламя, охватившее хрупкую фигурку, утопило мою маму в легкой, неземной эйфории. Девушку сжигали заживо, но зато у нее было тело, чистое и целое.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Целую неделю Линдси следила за зеленым домом, действуя методами моего убийцы.
Она согласилась в течение года тренироваться вместе с мальчишками-футболистами, чтобы достичь цели, которую поставили перед ней мистер Дьюитт и Сэмюел: пробиться в футбольную лигу игроков среднего школьного возраста, куда девчонок прежде не допускали. Чтобы ее поддержать, Сэмюел ходил с ней на тренировки, хотя и без всякой надежды на какие бы то ни было достижения; по его словам, он мог претендовать разве что на титул «самого быстрого парня в бутсах».