Юрий Сергеевич кивнул.
– Как-то гнусно, – сказал Мартин. – Лотерея. Да и неизвестно, возможно ли в ней выиграть.
– А вы предложите лучшее решение? – спросил Юрий Сергеевич. – Как я понимаю, вы искренне старались защитить девчонку. И результат? Четыре смерти у вас на руках.
– Я вот думаю, – пробормотал Мартин, – нет ли в этом моей вины? Каждый раз Ирина умирала, когда я уже находил ее. Каждый раз!
Юрий Сергеевич не стал его щадить.
– Возможно. Ключники все равно не позволят вернуться на Землю всем девушкам. Но у них был шанс прожить дольше – пока ключники не замечали, что вы опасно приближаетесь к разгадке тайны.
– Надо их предупредить, – пробормотал Мартин. – Пусть две девчонки останутся жить в колониях? Вдруг их не тронут в таком случае? А одна вернется…
– Это я и пытаюсь сделать, – кивнул Юрий Сергеевич. – Это в моих силах. Все наши люди получили письма с инструкциями для Ирины. А вам, Мартин, больше вмешиваться не стоит. Это официальное пожелание. Даже если вас посетит очередная гениальная догадка – в каком мире находится девочка.
Мартин кивнул.
– Подписку с вас взять? – спросил Юрий Сергеевич. – Или так поймете?
– Я все понял, – пробормотал Мартин. – Простите. Мне и впрямь очень… неловко.
Юрий Сергеевич кивнул.
– Знаете, что меня тревожит? – спросил Мартин. – Она вроде как наоборот… просила меня о помощи. Сказала, что их еще три. Что хотя бы одна «должна». Не знаю уж, что именно должна… Сказала, что ключники «не властны»… не знаю, над чем. Что она пытается спасти галактику.
– Ну и?.. – с иронией спросил чекист.
Мартин кивнул:
– Да, простите. Глупые детские фантазии. Я понимаю. Но Ирочка говорила серьезно.
– Мой семилетний сын очень серьезно говорит, что будет президентом всей Земли, – сказал Юрий Сергеевич. – А старшая дочь… она чуть старше Ирины… уверена, что будет кинозвездой в Голливуде.
– Но ведь вы все-таки стали бы искать Ирину? – спросил Мартин. – Будь ваша воля – вы бы рискнули?
Юрий Сергеевич ответил не сразу.
– Я бы очень хотел, чтобы мой сын стал президентом Земли. Но пока он учится на тройки, картавит и иногда писает в постель. А дочь начисто лишена актерских способностей. Между нашими желаниями и реальностью – пропасть, Мартин. И вы это понимаете!
– Выпишите пропуск, – попросил Мартин. – Я все понял.
Юрий Сергеевич кивнул:
– Надеюсь, что поняли… Очень надеюсь, что правильно поняли.
Он посмотрел Мартину в глаза:
– Если вы еще раз помчитесь за Ириной – вас арестуют.
– Я понял. Скажите, а откуда у вас информация о событиях на Дио-Дао?
– Европейцы поделились, – мрачно ответил чекист, – союзнички… Кстати, сочли вас кадровым агентом. Очень возмущались, что не были информированы об операции.
– Я больше не буду, – виновато сказал Мартин.
1
Как должен чувствовать себя человек, узнавший, что по его вине погибли четыре ни в чем не виновные девушки?
Мартин не знал ответа. Может быть, потому, что ему довелось преступить тот страшный рубеж, через который, к счастью, переходят немногие: он стрелял, желая убить, и желание его исполнилось. И что такое по сравнению с настоящим убийством цепочка случайностей, приводящая к гибели очередной Ирины Полушкиной? Можно ли вообще ощущать эту вину? Наверное, Мартина смог бы понять водитель «скорой помощи», который сбил пешехода, спеша доставить в больницу умирающего. Но у Мартина не было знакомых водителей, имеющих за спиной столь печальный опыт. Максимум – одна хорошая девушка, которой безумно не везло на старушек – те попадали под ее машину каждые полгода, отделываясь, впрочем, переломами рук или ног.
Девушке – грозе старушек – Мартин звонить не стал. И вообще, чем больше он размышлял над своей ситуацией, тем в большее уныние приходил.
Он совсем не чувствовал своей вины!
Просто на душе (если допустить ее существование) было погано…
Хорошо бы, конечно, сходить в церковь и поведать свои печали мудрому батюшке. Такому, чтобы и пожурил, и успокоил… Но Мартин никогда не был человеком «воцерковленным», как это принято называть в России, а к тому же и мнение священника вполне мог себе представить. «Ты их не убивал? Ты не предполагал, что твои поступки приведут к их смерти? Так иди с миром и не греши!»
Но нет, все-таки хотелось Мартину почувствовать свою вину. Хотелось помучиться, покаяться и пережить катарсис. Неизбывно это стремление в русской интеллигенции, выпестовано великими писателями с девятнадцатого века и служит основной причиной алкоголизма, сердечно-сосудистых заболеваний и революционных настроений у лиц с образованием выше среднего.
Так что, побродив по квартире с полчаса, мысленно поговорив с мудрым священником, шофером-убивцем и Федором Михайловичем Достоевским, Мартин решительно взял трубку и позвонил Эрнесто Семеновичу Полушкину.
Невольно многодетный отец взял трубку сразу.
– Это Мартин, – коротко представился жаждущий катарсиса страдалец. Чем хороши редкие имена – не надо уточнять фамилию и отчество, не то что всяким Сережам, Андреям, Димам и Володям.
– Вы были на Мардж, – коротко сказал господин Полушкин.
– Да, – признался Мартин. – Могу я подъехать?
После короткой паузы Эрнесто Семенович сказал:
– Я вас не виню, Мартин. И понимаю, что вы хотели для Ирины лучшего. Но не попадайтесь мне на глаза… хорошо?
Мартин представил себе Полушкина в гневе и кивнул:
– Да. Конечно. Но я хотел бы рассказать, что случилось на Мардж…
– Мне звонил… ваш куратор, – с легкой заминкой сказал Эрнесто Сергеевич. – Так что я в курсе случившегося. Вы, полагаю, тоже. Признаю, что это было и моей ошибкой – обратиться к вам за помощью и утаить часть информации.
Мартин мысленно поблагодарил тихого подполковника Юрия Сергеевича и сказал:
– Я очень виноват перед вами…
– Вы ни в чем не виноваты, – отрезал Полушкин. – Просто забудьте о случившемся. А я буду ждать возвращения своей единственной дочери. Прощайте.
И связь прервалась.
– Железный мужик, – сам себе сказал Мартин, опуская трубку. – Железобетонный. Блин! Вот это нервы!
Для успокоения собственных, более слабых нервов Мартин сходил на кухню и задумчиво смешал себе порцию джин-тоника. Дело это само по себе успокаивающее, пусть и нехитрое – тут главное взять правильный тоник с настоящим хинином, а не химическую отраву от ближайшей лимонадной фабрики. Но и порция благородного напитка успокоения не принесла.
Мартин позвонил дяде.