Проект "Сколково. Хронотуризм". Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Александр Логачев, Кирилл Кириллов, Татьяна Михайлова cтр.№ 3

Увидев такое скопление государевых стражников, Яков подумал: «Значит, кто-то упредил стрельцов о человеке. А раз их столько понабежало, то знали они, противу кого идут, и опасались его. Отчего? И кто же он?»

И отгадка той загадке сделалась близка, но не додумал Яков до конца. Потому как отвлекся — стоячая до того картина пришла в движение.

Стрелецкий голова, дождавшись, когда его люди равно распределятся полукругом и изготовятся, зычным, прокатившимся над всей площадью голосом скомандовал:

— Живым бери! Бей его обухами! Гей, соколы, смыкай круг!

«Видать, первый наскок парень тот отбил, и двух при этом покалечил, а прочих напугал, — пронеслось в голове Якова. — Ловок!»

— Ой, беда будет, польется кровушка, да полетят головушки на сыру землю, — запричитал кто-то сзади тонким голосом.

А Якову показалось, что прижатый к стене незнакомец криво усмехнулся, глядя на тронувшихся с места стрельцов. Но усмехнулся или нет, а бердыш с желоба взял в руку и…

— Батюшки святы! Висусе Христос! — пропищала какая-то старуха.

— Истинно глаголю, демон! — густым поповским голосом возвестил кто-то за спиной Якова.

— Казак, казак, не то умеют. С малых лет тому учатся.

— Не, чародей заморский, хвакирами зовутся. Они в глаза наводют того, чего нет.

А вокруг незнакомца в полосатой рубахе и травяных штанах, летал, словно оживший, бердыш. Топор оказывался то справа, то слева, то выскакивал из-под мышки, то из-за спины, древко перескакивало из одной в ладони в другую. Руками или колдовством орудовал чудный человек — сказать было нельзя. Яков видел лишь мельтешение дерева и металла, сливающееся в замысловатые фигуры.

Стрельцы, было уверенно шагнувшие вперед, остановились в остолбенении. А полосатый человек будто бы ждал той заминки. Отбросив бердыш, он в два скока одолел путь до желоба, запрыгнул на него, побежал, разбрасывая брызги, подскочил, пропуская под собой топор опомнившегося стрельца, понесся по поилке далее и спрыгнул за стрелецкими спинами. Якову сделался ясен замысел ловкача: добраться до лошадей, верхом убраться с площади, а дальше — с божьей помощью.

И добрался бы он до коней. Стрельцы, неожиданно оказавшиеся позади, в мешающих бегу кафтанах и с тяжелящими руки бердышами, отставали. Ни у кого из них не случилось пистоля — стрельнуть вслед. Беглец уходил.

Внезапно из площадной толпы вылетел змеей из засады длинный кнут, оплел ногу бегущего.

Яков несся, смешавшись со стрельцами и страшась получить древком в ребро — не путайся, дескать. Поспел подьячий к тому мигу, когда один из государевых стражников, презрев наказ старшего, с размаху опустил бердыш, метя лезвием в голову лежащему на земле беглецу.

«К богу душа полетела», — проговорил про себя запыхавшийся подьячий Яков Михлютьев, но вышло так — поторопился.

Чудной человек ужом крутанулся на земле и блестящий полумесяц топора, не задев человечьей плоти, рассек утрамбованную копытами и подошвами землю, уйдя в нее на два вершка. Почти слитно с чмоком разрезаемой тверди и громким выдохом стрельца незнакомец выбросил ладонь вверх, обхватил ею древко и рывком поднял себя на ноги. Мелькнула полосата ткань и, замысловато извернувшись туловом и даже малость присев, парень опустил локоть на древко бердыша. Хрустнуло дерево, переломилось. Видевшие это ахнули. А стрелец потерял опору, его повело вперед и пасть бы ему ниц, но удержала от того нога. Да, да, нога в черном сапоге с завязками, взлетевшая вверх и ударившая стрельца в адамово яблоко. Пышноусый стражник государев с открытым от удивления ртом и с обломком древка в руках медленно заваливался навзничь.

Это сейчас, сидя в покое, Яков сумел разобрать ту круговерть по косточкам. А тогда в глазах мельтешило, одно молнией сменяло другое и ум не поспевал за глазами. Ума тогда хватило разве, чтоб подивиться, как это рукой можно толстую палку перешибить? Или деревяха трухлява была по недосмотру стрельца?

А потом на миг зрелище от Якова заслонила синяя спина. Подьячий сумел выглянуть из-за нее, когда чудной человек уже дергал кнут, конец которого все еще оплетал его ногу. Из-за мешков с овсом вылетел на открытое место и растянулся на спине человек с вытаращенными от ужаса глазами. К своему удивлению Яков признал в кнутобойце гончего татарина Ильдарку.

И тут наконец подлетели подотставшие стрельцы. «Изрубят строптивого молодца, — подумалось Якову, — аки капусту». Так бы, небось, и было, да хорошо стрелецкий голова упредил своих соколов криком:

— Живым, черти! Самих сгною!

Лезвия бердышей застыли над белесой головой. А чудной человек почему-то не поднимался с земли, сидел, снимал путы кнута с ноги и говорил что-то себе под нос (Якову удалось разобрать «Достали…», «Дурак с плеткой на ваше счастье…»). Откуда и чего достали, Яков не уразумел, а насчет дурака-то верно сказано — не шустр умом Ильдарка, зато шустр гонцом скакать.

И вдруг Яков услышал имя. Произнесли его стрельцы, от стрельцов имя подхватили в толпе. И тогда подьячий понял, кого не смог опознать, а должен был узнать сразу, ибо обязывали его заучивать приметы. И ведь заучил он! И помнил ведь он главну опознавательну примету, да не пришло на ум ко времени, вылетело куда-то…

Огласив вздохом вечернюю тишь, Яков вывел на бумаге, по которой плясали тени от колыхающегося свечного пламени: «А признал я его, боярин-батюшка, едва завидевши»…

Но вот о чем ни то что не напишет, не скажет никому подьячий Яков Михлютьев, так это о находке своей. И тем паче не покажет ее никому. А ну как донесут, что он колдовские поделки сберегает! И взаправду может оказаться чернокнижья удумка, то Якову неведомо, не видал Яков прежде таких.

Приметил подьячий во время поединка чудного человека со стрельцами, что отлетела на сторону крохотная вещица, блеснув в лучах, и осталась на земле под желобом для поения лошадей. Когда плененного увели и праздные разошлись, Яков подобрал ту вещицу. Сейчас она лежала перед ним на столе развернутая и разглаженная.

В мизинец длиной. То ли бумажка, то ли ткань, гладкая и красочная. Блестела даже под свечным светом, словно серебро вживлено. Нарисована на ней картинка махонька: будто подушки стоят, прислонившись одна к другой. И запах от нее исходил приятственный, ласкающий ноздрю. Может, для нюханья и сотворено заморскими умельцами. А, может, для чего неправедного, нехристианского.

Да хоть и пугался Яков, касаясь той вещи, но влекла она его отчего-то.

А еще написано на вещице той что-то было буковками нерусскими, крупными и мелкими. Крупные Яков уже, не вытерпев, перерисовал на обрывок бумаги, чтоб в Москве-городе показать Федьке-толмачу из Посольского приказу. А срисовал он вот что: «ORBIT WINTERFRESH»…

Кислотные огоньки бегали по многочисленным гирляндам. Рвущиеся из динамиков супербасы качали полуголую, потную, пьяную, удолбанную толпу. Стробоскопы вырывали из хаотичной массы отдельные движения, превращая их в пляску святого Витта.