Хэтти, Фрэнсис, Бетти. Только бы знать, что они в безопасности, живы и здоровы, – вот и все, что ему надо. Он не стремится обладать ими, он не желает любить их. Он даже, напротив, всячески старался отстраниться от них, чтобы не делать их зависимыми от такого ненадежного и не властного над миром человека, как всеми презираемый бастард.
Незаконнорожденный, который выжил исключительно по доброте маленькой девочки, рожденной когда-то в Ньюгейте и заботившейся о нем, как о брате.
Так бы и остался он грязным оборванцем, если бы Фрэнсис, удивленная его живучестью, не приложила усилия и средства, чтобы дать ему образование, достойное джентльмена.
Так бы и остался он презираемым всеми и презиравший всех, если бы не встретил он благодетеля, кидавшего ему подачки, как бросают кости собакам. И не появись на пути Корки маленькая слепая Хэтти, разбудившая в нем желание жить.
До этого он жил, не считая возможность существовать чем-то, за что можно быть благодарным. Жизнь для него была наказанием.
Но вот теперь Бетти в Ньюгейте и рискует окончить свою жизнь на виселице. Хэтти, возможно, погибла страшной смертью, сгорев в огне. Фрэнсис… Фрэнсис вела себя странно.
Эти разговоры о смерти крайне необычны для очаровательной и легкомысленной великосветской леди. Зачем ей нужны уроки фехтования? И куда, черт возьми, она собирается уехать?
В своих покоях он застал бодрствовавшего камердинера, сразу же протянувшего ему записку. Прочитав сообщение надзирателя, Корки похолодел и, в ярости смяв бумагу, бросил ее на пол.
С рычанием пробежав по комнате круг, он кинулся к записке и снова прочел:
Если милорда интересует судьба известной ему дамы, находящейся в известном ему месте, то ему пристало незамедлительно прибыть в этот дом, ибо ей угрожает опасность. Господа, именующие себя «Клубом Серебряной Лилии», решительно намерены развлечься. А власть вашего доброжелателя имеет границы, в отличие от его преданности, которая, он верит, не останется без вознаграждения.
Глава 8
Вчерной записной книжке были приведены даты, имена и обстоятельства, при которых сержант занимался допросами по делу о Снежной Королеве. Сам этот персонаж возникал только на последних страницах. Сержант записывал сюда все более или менее относившееся к одному делу. Интуитивно он подбирал события, подходившие под общее определение.
Несколько страниц, особенно в начале, были тщательно вымараны. Видимо, впоследствии сержант признал их не относящимися к Снежной Королеве. Внимательнее вчитываться Куки начала именно в конце книжки. Она вообще имела скверную привычку читать книги, газеты и журналы с самой последней страницы.
Пожелтевшие, с проявившимися строчками с обратной стороны листки были исписаны обстоятельным и убористым почерком сержанта. О себе он сказал, что простой трудяга и что раскрывал дела исключительно трудом – тщательно собирая все факты, которые потом сами выстраивались в стройные версии, удивлявшие своей законченностью и логичностью.
На последних страницах были показания Куки, далее шли слова ее отца, матери, соседей. Сержант был, как оказалось, уверен, что только чудо помешало в эту ночь свершиться двойному убийству.
Возможно, это вписывалось в психологический портрет убийцы. Возможно, он принципиально не убивал двоих за раз. Возможно, Кит или Куки не подходили ему как жертва. Почему именно? (Помечен вопрос сержанта.) То, что мальчик стал свидетелем убийства Саманты Миллибенкс, было очевидно ему с самого начала. Однако, верный своим методам, он не признал этого до самого конца – когда Кита увезли в клинику.
Считалось, что Снежная Королева унесла в царство мертвых около двадцати детей. Так говорили соседи. Некоторые газеты писали о тех же цифрах. И все это на протяжении двух-трех лет.
За этот период было много смертей случайных и, вполне возможно, не связанных с этим маньяком. Однако тех жертв, которых сержант оставил на счету Снежной Королевы, насколько поняла Куки, значилось только двенадцать. Двенадцать маленьких девочек.
Легенда, прочитанная Куки в записках Стэйси, говорила о том, что такие серии убийств повторялись именно в этой округе уже многие века. С тех пор как начали вести статистику подобных дел, журналистка накопала три серии убийств.
Повторяющийся сюжет, возраст детей, обстоятельства… Уж чересчур все было невероятно. Снежная Королева упорно продолжала возвращаться в эти места за новыми девочками. Куки передернула плечами, мороз пошел по коже – слишком была фантастичной эта версия, слишком невероятной, но такой логичной. И эти подозрения насчет ее матери.
Итак… Итак… Допрос Куки живо помнила сама. Отец много и не мог сказать – его просто-напросто не было в городе. Алиби проверено, подтверждено тремя свидетелями – сержант точно знал свое дело и вел дознание очень скрупулезно.
Соседи тоже допрошены. Все они подключились к поискам почти одновременно, искали группами, были друг у друга на виду. Искали сначала только брата Куки. Саманта, предположительно, спокойно спала дома. Док Миллибенкс пришел одновременно с несколькими людьми, никуда не отлучался.
Допрос дока Миллибенкса почти ничего не дал. Тот попросту молчал, бросая странные взгляды на копов, потом стал откровенно грубить и, наконец, сорвался. Его с трудом успокоили и не забрали в полицейский участок только ввиду причины его душевного состояния.
Сэмми в это время осматривали судмедэксперты в ледяных кафельных покоях морга. Никаких повреждений у нее не нашли. За исключением полного отсутствия крови в ее маленьком теле.
Насколько помнила Куки, Миллибенкс с женой уехали из города сразу же после похорон. Никто из соседей не понимал, как они могли оставить девочку лежать одну в своей могиле на кладбище без присмотра?
Но, возможно, доку и его жене было невмоготу смотреть на сочувствующих соседей – тех, кто помнил малышку живой и озорной, светлой и ловкой. Никто не знает.
Самой Куки ничего не оставалось, кроме как продолжать жить. Она не представляла дома вне их улицы, города, графства. Какая-то невидимая сила держала ее, как пришитую, к этому городу.
Дальше. Допрос ее мамы. Точные, резкие ответы. Куки просто слышала ее голос, настороженный и спокойный, колючий и подозрительный. Сержант не давал оценки допрашиваемым, однако разница его отношения к ним была видна невооруженным взглядом.
Вильгельмину он стал подозревать с самого начала. И она это поняла сразу – интуиция у нее была дьявольская. Ответы ее были крайне осторожные. Ничего нового она не рассказала. Помечена значком, которым сержант отмечал подозрительных или не внушающих доверия свидетелей по делу.
Спустя несколько страниц интересное замечание по поводу Вильгельмины. Выяснилось, что стопроцентного алиби все-таки нет. В больнице была суматоха, персонал ничего сказать точно не мог.
Журналы были заполнены с ошибками. К тому же всплыли подробности о романе подозреваемой и одного из врачей. А что, если она вовсе не в больницу уехала, а на свидание с любовником?