— На-ко, сколь торгова наука вперьвой сложна! Лешшой! — Ярко озадаченно взлохматил вихры.
— То-то я и смотрю — ни Вигаря, ни Борзуна нет. Ярко, теперь ты ходить за товаром будешь?
Тот кивнул и дал команду товарищам нагружать коч.
Корабль Ярко отчаливал от складских причалов, а сам хозяин лежал на мешках, сваленных на корме, и улыбался, прикрыв глаза и подставив лицо ласковому солнцу. Думал Ярко о будущем, о жене Ладе, о детишках. Об общине, что изрядно разбогатела в последнее время, вона сколько одного скота пригнали с Вологодчины! Люди приходили новые в общину вступать, мужики работящие. А всего-то надо было — свезти три раза мангазейским, енисейским да ангарским путями людишек, зимушку перезимовать на дармовых харчах да по весне домой вертаться. И всё бы хорошо, кабы не Кийский архиерей, или как его там, а то уж зело жаден взгляд его до поморского добра.
Два дня спустя
— А эта откель? — Ложкин выудил из недельной выручки ангарский червонец. — Фряжская работа?
— Нет, не фрягами делано. Вона, словенские буквицы. Червонец. Ангарск, — указал на буковки Матвей.
— Не ведал прежде о граде сём. Ангарск… — Купец пожал плечами. — Ну да то ничего, деньга ладная.
Ложкин собрал остальные монеты и монетки в аккуратные стопочки, губами шепча только ему известный счёт, затем долго сверялся с отчётами приказчиков да списками отпущенного товара со складов.
— Славно, Матвей. Кажный раз убеждаюсь — лучший ты у меня, — похвалил приказчика купец, не поднимая головы. — Много наторговал. С людьми так же ласков, наслышан о сём премного.
Матвей поклонился купцу, приложив ладонь к груди, и, увидев характерный жест, поспешил выйти из кабинета. Но в самих дверях был остановлен вопросом Ложкина:
— Матвей, а кто, ты говоришь, тебе её дал?
— Кого дал? — не понял приказчик.
— Да золотник тот, червонец.
— Так то поморы, — удивился Матвей.
— А откель они, недалече? Знаешь кого?
— Нет, первый раз видал. Они взяли товара да ушли вскорости, Савватий Петрович.
— Ну ладно, ступай, ступай, Матвей.
«Чего бы это поморам платить за товар не промыслом своим, а золотом? Неужто ограбили кого?»
Москва, Кремлёвские палаты
Шесть месяцев спустя
В начале следующего года указом царя из приказа Казанского дворца был выделен в отдельное учреждение приказ Сибирский. Управляемый судьями, он ведал всеми делами Сибири. Такими как военные, административные, дипломатические и конечно же разбором, оценкой и реализацией ясака, поступавшего из Сибири. Государь всея Руси Михаил Фёдорович интересовался делами приобретаемой окраины ровно настолько, насколько бесперебойно поступала необходимая для пополнения казны мягкая рухлядь. А казна постоянно требовала расходов на войну. Правда, ляхи уже дважды за последнее время платили дань Московии за свои неуёмные аппетиты на востоке, но всё же этого было недостаточно. Хотя для Михаила не будет откровением, если поляки сызнова спробуют Московское царство на прочность, а уж тогда-то жди, лях да литва, нелюбимого тобою московита у стен Вильны или Менска! Вот только со свеями надо договор учинить о сём.
— Да токмо бают, Оксеншерна, свейский регент, ужо с ляхами свой договор имеет. Так ли, Иван Тарасьевич? — Царь внимательно посмотрел на думного дьяка Грамотина, начальника Посольского приказа.
— Истинно так, государь! Добрые люди донесли о сём, — склонился дьяк.
— И что же нам делать?
— Надобно говорить со свеями, иного немочно учинять. Ежели мы дадим лучшие условия для войны с Польшей, то…
— Тут подарки нужны, а рухляди мягкой мало дают! — резко оборвал Грамотина царь и повернулся к Борису Михайловичу Лыкову, ведавшему Сибирским приказом.
— Как мало, великий царь? — пролепетал Лыков. — Исправно даём.
— Больше надо. Больше! Расходы военные требуют оного, — ответил самодержец.
— Так ведь это Ангару-реку перегородили нам, а далее хода нет. То голова Енисейского стола ужо сказывал в письме своём. А людишки бают, места для промысла зверя там богатые…
— Так что ты молчал, сукин сын?! — едва повысил голос Михаил Фёдорович.
— Я же всё исправно отписывал…
— Кому? О чём мелешь, ежели токмо сейчас о сём речи ведём, подлец?! Помню я ангарских людишек! Беклемишева, Василя Михайловича, посылал я в Енисейск, дабы он справился о том, да токмо вестей от него нет покудова.
— Зато от ангарских людишек вестишка имеется, великий царь. — Лыков цыкнул на дьяка Шипулина, и тот с великой робостью протянул царю на широком серебряном блюдце золотую монету.
Михаил Фёдорович взял её, повертел, внимательно оглядывая. Вскоре побагровел лик его от гнева, но царь унял его и, спрятав монету в кулаке, спокойно молвил:
— Слать за Беклемишевым в Енисейск немедля. Пошли вон все.
Низовья Ангары
Май 7145 (1637)
— Енисей-батюшка недалече, — объявил кормщик Макар, невысокий жилистый мужичок из казаков.
Ребята Матусевича тотчас же зашлись в приступе смеха — последний раз Макар открывал рот, когда прошли братские пороги. Сказать, что он отличался немногословностью, значит не сказать ничего. Но кормщиком он был от Бога, чувствовал реку нутром, поэтому в прохождении самых опасных участков порожного сплава с ним было безопасно.
— Немой заговорил… Раз наш Макар сегодня такой разговорчивый, быть хорошему дню, удача ждёт нас! — продолжали веселиться парни, которым выпало хоть какое-то развлечение в этом долгом и однообразном путешествии по Ангаре.
Игорь Матусевич тоже улыбался, сам же Макар невозмутимо скользил взглядом с речной глади на зелёно-голубой ковёр вековой тайги, что тянулась от горизонта до горизонта, перемежаясь сопками да редкими вкраплениями берёзовых и осиновых рощ.
— Когда этот ваш Радек доведёт до ума свой дизель? Яйцеголовых — на два института, а они всё волыну тянут, — бормотал один из матусевцев, сидевший на вёслах.
— Ну так и помог бы идеями, — ответил его сосед, медбрат из Мурманска.
— Не мой профиль. А ты лучше подумай, сколько нам обратно грести придётся, — усмехнулся спецназовец.
Собственно, для дизеля нет никакой разницы, заливают в него солярку или подсолнечное масло, в случае с ангарцами масло идёт конопляное. Кстати, биотопливо сгорает в двигателе значительно лучше, чем солярка, и делает выхлоп более чистым, что немаловажно. Для получения хорошего биодизельного топлива достаточно смешать девять частей масла с одной частью метилового спирта, добавить немного щелочи для ускорения реакции да подогреть полученную смесь до шестидесяти градусов и немного подождать. В результате масло распадается на метиловый эфир, который сливается и заливается в топливный бак, на оседающий на дно глицерин. Глицерин потом забирался медиками на свои нужды. Проблема встала только из-за смесительной установки, Радек хотел устроить нечто похожее на реакторную колонну, но его останавливала несовершенная пока металлургия Ангарии. Приходилось всё делать в уже привычных условиях, по упрощённой технологии, зато скоро можно нагрузить работой все девять дизельных моторов от лодок.