Маленький, большой - читать онлайн книгу. Автор: Джон Краули cтр.№ 181

Поминки

Под полной луной, такой раздувшейся, что, казалось, вот-вот лопнет, Сильвия шла к дому, который как будто все больше отодвигался по мере ее приближения. Ей предстояло перебраться через каменную ограду и пройти буковую рощу, а в конце пересечь поток или громадную реку, стремительные воды которой сверкали в лунном свете золотой пеной. После долгих раздумий на берегу Сильвия соорудила из коры лодку, вместо паруса использовав широкий лист, вместо линей — паутину, а черпаком ей послужила чашечка желудя. Ее едва не затянуло в темное озеро, где река уходила под землю, но она добралась до дальнего берега. Сверху на Сильвию сурово взирал огромный, как собор, дом, темный тис нацелил на нее свои ветки, веранды с каменными колонками гнали ее прочь. А Оберон всегда говорил, что это будет светлый и радостный дом!

Подумав о том, что подойти к самым стенам ей не удастся никогда, а если все-таки удастся, то такой крохотулечкой, что недолго будет и затеряться в трещинах мощеной дорожки, Сильвия остановилась и прислушалась. Сквозь гудение жуков и крики козодоев откуда-то пробивалась музыка, торжественная, но Как-то исполненная радости, и Сильвия пошла на ее зов. Музыка росла, становилась не громче, но полней; вокруг Сильвии, в бархатной темноте подлеска, показались огни процессии; во всяком случае, это могли быть светлячки и ночные цветы, выстроившиеся в процессию, которая включала в себя и Сильвию. Удивляясь и чувствуя, как музыка переполняет ее сердце, она приблизилась к месту, куда направлялись огни, и прошла через порталы под взорами множества глаз, за ней наблюдавших. Она ступила на спящие цветы аллеи, которая вела к поляне, куда, в дополнение к многочисленным собравшимся, все прибывал и прибывал народ. Под цветущим деревом там стоял стол, накрытый белой скатертью; среди множества приготовленных стульев один из центральных предназначался ей. Но это был не пир, как она подумала, то есть не только пир, но и поминки.

Огорчаясь за тех, кто оплакивал смерть неизвестного ей человека, она долгое время робко стояла и прислушивалась к их тихим голосам. Подарок для Оберона она по-прежнему держала под мышкой. Один из сидевших в конце стола обернулся, наклонил свою черную шляпу, и его белые зубы приветственно сверкнули. Он поднял в честь Сильвии кубок и жестом пригласил ее подойти. Удивительно обрадованная тем, что видит его, она под многочисленными взглядами пробралась через толпу и обняла его, едва не плача.

— Привет, — сказала Сильвия. — При-ивет.

— Привет, — откликнулся Джордж. — Теперь все на месте.

Не разжимая объятий, Сильвия оглядела тесно обсаженный стол и десятки гостей, которые смеялись, плакали, осушали кубки. Некоторые из них были в коронах, иные в мехах и перьях; аист, или какая-то похожая птица, макал клюв в высокий кубок и неодобрительно глядел на свою соседку, ухмылявшуюся лису. Места Как-то хватало на всех.

— Что это за публика? — спросила Сильвия.

— Семья, — объяснил Джордж.

— Кто умер? — спросила Сильвия.

— Его отец. — Джордж указал на человека, который сидел, сгорбив спину, и закрывал лицо платком. В волосах его застрял зеленый лист. С глубоким вздохом человек обернулся. Три женщины, его соседки, подняли на Сильвию глаза, заулыбались ей, как своей знакомой, и стали его подталкивать, чтобы он тоже на нее посмотрел.

— Оберон, — произнесла Сильвия.

Все собравшиеся наблюдали за их встречей. Сильвия не могла произнести ни слова, а Оберон забыл все слова, которые мог бы произнести, поэтому они только взялись за руки. Ааааа-а, дружно выдохнули гости. Музыка сменилась; Сильвия улыбалась, и они громко приветствовали ее улыбку. Кто-то короновал пахучими белыми цветами Сильвию, а затем и Оберона, сняв цветочную гирлянду с рожкового дерева, под сенью которого стоял пиршественный стол. Гости поднимали кубки, выкрикивали тосты; повсюду раздавался смех. Музыка сменилась перезвоном. Смуглой рукой с кольцом Сильвия отерла слезы со щек своего принца.

Луна плыла к утру; пир перешел из поминок в свадьбу, началось разгулье. Гости вставали, чтобы потанцевать, а потом вновь подсаживались к столу.

— Я знала, что ты тут будешь, — проговорила Сильвия, — знала.

Безусловный дар

Неведение Оберона о предстоящей встрече с Сильвией растворилось в уверенности в том, что она теперь здесь.

— Я тоже знал, — заверил он. — Но почему как-то раньше, — (он не имел представления о том, когда это было — часы или века назад), — я позвал тебя, а ты не остановилась, не обернулась?

— Разве? Ты меня звал?

— Да. Я тебя видел. Ты шла прочь. Я позвал: «Сильвия!»

— Сильвия? — она окинула его веселым изумленным взглядом. — О! — произнесла она наконец. — О Сильвия! Ну да, я забыла. Потому что это было так давно. Потому что здесь никто меня так не называл. Никогда.

— А как они тебя называют?

Другим именем. Прозвищем, которое у меня было в детстве.

— Каким?

Она сказала.

Он удивленно присвистнул.

Глядя в его лицо, она рассмеялась. Налила в его кубок пенистый напиток и предложила ему. Он выпил.

— Послушай, — сказала она. — Я хочу узнать обо всех твоих приключениях. Всех-всех. А ты хочешь узнать о моих?

Всех-всех, думал Оберон, пока медовая жидкость, которую он проглотил, смывала всякие догадки о том, каковы могли быть эти приключения. Казалось, они еще предстоят и он будет в них участвовать. Принц и принцесса: Дикий Лес. Выходит, она все время пробыла здесь, в этом королевстве, их королевстве? А он? Так или иначе, какие он пережил приключения? Они исчезали, съеживаясь в жалкие обрывки, пока он о них думал, делались туманными и нереальными, как мрачное будущее, при том, что будущее раскрывалось перед ним наподобие прошлого.

— Я должен был знать, — сказал он со смехом. — Должен был знать.

— Да, — кивнула она. — Это только начало. Увидишь.

Не одна история, нет, не одна история с одним концом, а тысяча историй, в которых концом и не пахнет, которые едва начались. Потом ее увлекли от него смеявшиеся танцоры, и он смотрел ей вслед. Много рук тянулось к ней, много созданий теснилось у ее проворных ног, и на всех она смотрела с открытой улыбкой. Он пил, воспламеняясь, ноги зудели от желания научиться шутовскому хороводу. Рассматривая ее, он гадал, способна ли она по-прежнему причинять ему боль. Он тронул подарок, который она во время пира водрузила ему на лоб: пару красивых, широких, остроконечных, изысканно загнутых назад рогов, тяжелых и нарядных, как корона, и стал думать о них. Любовь не была доброй, не всегда была доброй; едкая по своей природе, она сжигала доброту так же, как сжигала горе. Они были младенцами у власти, он и она, но они будут расти; их ссоры станут затемнять луну и, как осенние бури, рассеивать напуганную живность; так будет или так давно было — неважно.

Неважно, неважно. Ее тетка была колдуньей, но его сестры — царицами воздуха и тьмы; их дары помогли ему когда-то и помогут снова. Оберон унаследовал беспомощность отца, но мог набраться силы, коснувшись матери… Словно листая бесконечный сборник романтических повествований, давно уже прочитанных, он видел тысячи ее детей, поколения и поколения, и большинству он приходился отцом. Он терял с ними связь, при встрече не узнавал, любил их, спал с ними, вступал с ними в борьбу, забывал их. Да! Не один десяток летописцев затупит перья об их истории и производные от их историй: скучные, веселые или грустные; их пиры, балы, маскарады и ссоры, старинное проклятие, на него наложенное, и ее поцелуй, снявший чары, их долгие расставания, ее исчезновения и маскарады (старуха, замок, птица — он вспоминал многое, но не все), их новые встречи и слияния, нежные или похотливые. Это будет зрелище для всех, бесконечное «а потом». Он рассмеялся зычным смехом, когда увидел, как это будет, ибо, в конце концов, он имел к этому дар, безусловный дар.