– Ой, Ася, тебя куда-то в философию потянуло, –
поморщившись, тяжело вздохнул Коротков. – Это уже не по моей части. Я
человек простой и незатейливый, мыслю приземленными категориями и не задаюсь
высокими вопросами о предназначении человечества. Мне бы убийство Барсукова
раскрыть, вот о чем у меня голова болит. Так вернемся к твоему правильному
Дюжину. Точнее, к проблеме Лерочкиного колечка. Могло ли быть так, что Саша
Барсуков, через деда Немчинова или еще как-нибудь иначе, был связан с
уголовниками и с ним за некоторые услуги расплатились этим кольцом, а Саша
подарил его своей девушке?
– Могло, – согласилась Настя. – Вполне. Но
все эти рассуждения хороши, только если кольцо то самое, принадлежавшее Тамаре
Соловьевой. Если же нет, то все наши построения – на пустом месте.
– Вот и давай твоего Дюжина отправим к Лере на
разведку. Надо прояснить вопрос раз и навсегда, чтобы не морочить себе голову
дурацкими версиями, которые могут нас увести неизвестно куда. Зови Павла
Михайловича сюда, сейчас мы его наладим.
Настю идея не воодушевила, она всегда с опаской относилась к
любым случаям использования непрофессионалов в раскрытии преступлений, но,
положа руку на сердце, не могла не признать, что и сама, бывало, так делала.
Кого только она не привлекала себе на помощь! И мужа, и брата Александра, и его
жену Дашеньку, и бывшего уголовника по кличке Бокр, и фотокорреспондента, и еще
Бог знает кого. Ее смущала не сама идея как таковая, а кандидатура Павла. Хотя
как знать, быть может, то обстоятельство, что он не похож на большинство
окружающих, сыграет свою положительную роль. Как знать…
– Хорошо, – решительно произнесла она, – я
сейчас позову Дюжина, и мы объясним ему, чего хотим. А к тебе у меня просьба.
Мне нужен человек, который в последнее время появляется перед телекамерами
вместе с Игорем Вильдановым.
– Вильданов? – недоуменно вздернул брови Юрий. –
Это который? Певец, что ли?
– Что ли, – подтвердила Настя. – Поможешь?
– Помогу, только зачем? Ты же знаешь, подруга, я
втемную не играю, это не мой профиль.
– Мне стало известно, что человек, которого сегодня
часто видят рядом с Вильдановым, много лет назад постоянно бывал на даче у
убитых супругов Немчиновых.
– И что с того?
– Я хочу поспрашивать у него насчет деда. Правда ли,
что он не ездил на дачу, и почему приехал в тот единственный раз, когда
застрелил сына с невесткой.
– Да зачем это тебе, Господи?! Дела давно минувших
дней. Я еще понимаю, если бы то убийство надо было раскрывать. Но оно ведь
раскрыто, более того, дед уже и срок отмотал, и вернуться успел.
Настя встала и молча принялась складывать в сейф бумаги,
Коротков так же молча наблюдал за ней, ожидая объяснений. Объяснения будут, в
этом он не сомневался. Все годы, что они проработали бок о бок на Петровке,
никогда он не выполнял роль мальчика на побегушках, которого можно послать
«туда, не знаю куда». И сам Коротков, и другие сотрудники отдела признавали,
что голова у Каменской работает по каким-то одной ей понятным схемам, и
частенько они не могли проследить цепь ее умозаключений, но Аська ни разу не
позволила себе ничего такого, что могло бы быть истолковано как фраза типа «не
понимаешь – ну и не понимай, тебе дали задание – твое дело выполнять». Она
всегда все объясняла, подробно, дотошно, на пальцах и при помощи начерченных на
бумаге стрелочек и квадратиков, объясняла до тех пор, пока человек не начинал
удивляться своей глупости и тому, что сам до этого не додумался. Ведь это так
просто и лежит на поверхности!
Наконец все лишнее было убрано со стола, оставшиеся
документы разложены по папкам и аккуратно сложены в стопку. Настя критически
оглядела наведенный порядок и снова уселась на свое место.
– Юра, дед Немчинов – одна из наших версий в деле об
убийстве Барсукова. И мы должны знать о нем как можно больше, прежде чем начнем
с ним разговаривать. Он может оказаться очень опытным и опасным преступником, и
если мы его спугнем – прощения нам с тобой не будет. Главным образом, конечно,
тебе, потому как я в этом деле сбоку припека. И есть еще одна деталь, которую я
хотела бы прояснить. Василий Петрович Немчинов был задержан на платформе, когда
ждал электричку, чтобы уехать в Москву. В уголовном деле есть план поселка, от
дачи до платформы не больше пятисот метров по хорошей грунтовке. Стало быть,
средним шагом можно дойти минут за десять, а быстрым – еще меньше времени
нужно. Однако деда взяли на платформе, когда с момента убийства прошло почти полтора
часа. Я хочу найти расписание движения поездов за тот год и убедиться, что в
этот самый момент между электричками действительно был большой перерыв. В
противном случае я, как говорят в Одессе, интересуюсь знать, почему он не уехал
на первом же проходящем поезде и где болтался целых полтора часа. Нормальный
человек должен ноги уносить с места преступления как можно скорее.
– Это было поздно вечером? – спросил Коротков,
наморщив лоб. – Я не знаю подробностей.
– Нет, солнце мое, это был белый ясный день, по
телевизору как раз «Семнадцать мгновений весны» показывали. И при этом суббота.
У меня, конечно, дачи нет, но даже я знаю, что в выходные дни не бывает таких
перерывов между поездами, в радиусе тридцати километров от Москвы электрички
ходят каждые десять-пятнадцать минут. Повторяю, я найду расписание и уточню
этот момент, но мне уже сейчас понятно, что тут не все гладко.
– Ясно, – кивнул Юра, – информацию принял,
сомнения разделяю. Давай зови своего экстрасенса.
– Не вздумай так назвать Павла, он обидится, –
предупредила Настя, снимая телефонную трубку.
Глава 5
Зотов любил обедать в дорогих ресторанах, причем именно
обедать, а не ужинать. Днем всегда было мало народу, и от этого у него
возникало ощущение изысканности и привилегированности, которое всегда исчезало,
когда вокруг было много посетителей. Какая же это привилегия, если она доступна
такому числу людей? Ужинал он обычно дома, а вот обедать предпочитал в
«Англетере» или в другом ресторане такого же класса.
Подъезжая к угловому зданию на Лубянке, он быстро оглядел
припаркованные машины и увидел темно-зеленый «Сааб». Левченко уже здесь,
притащился раньше времени, не терпится ему. Договорились же на два часа, а
сейчас еще только без двадцати. Зотов с досадой сорвал с рук тонкие
«водительские» перчатки и швырнул ни в чем не повинные кусочки кожи на
пассажирское сиденье. Этот сукин сын Левченко в жизни никуда вовремя не пришел,
и не потому, что не умеет быть точным, а потому, что любит, чтобы его ждали.
Тот факт, что он заявился почти на полчаса раньше назначенного времени, говорит
только о том, что дело, о котором пойдет разговор, для него сегодня важнее
всего на свете, даже важнее его собственной значимости. Зотов многое отдал бы,
чтобы и сегодня прождать своего знакомого лишние минут сорок, а то и час. Ему
нечего ответить Левченко, пока нечего.
Закрыв машину, он неторопливым шагом двинулся к ресторану.
Подтянутый швейцар, он же гардеробщик, с вежливой улыбкой принял у Зотова
роскошную дубленку от Версаче, которую тот купил в Париже и придирчиво оглядывал
каждый день в поисках пятнышка или хотя бы малюсенькой дырочки. Главное – не
запускать процесс, считал Зотов, главное – вовремя среагировать, не дожидаясь,
пока пятнышко уже нельзя будет вывести, а дырочка разрастется до размеров
кулака.