– А двоюродные?
– Есть сводный брат, сын моего отца от второго брака.
– Он кто?
– Банкир.
– О! И ты мне после этого будешь утверждать…
– Все, Паша, уймись, – засмеялась Настя. – Я
рассказываю тебе о своей семье вовсе не для того, чтобы ты делал далеко идущие
выводы. Просто у тебя, как у любого нормального кадровика, информационный зуд,
тебе хочется узнать обо мне побольше, а доступа к личному делу у тебя теперь
нет. Я интеллигентно пошла тебе навстречу, чтобы ты не нервничал. Так что с
меня ты можешь поиметь только одно: я попытаюсь научить тебя азам аналитической
работы. Больше от меня все равно никакого толку.
– Ладно, – легко согласился капитан, – тогда
пошли учиться.
Этот разговор происходил в кабинете, где сидел Дюжин.
Поскольку, кроме самого капитана, там размещались еще трое сотрудников, то
процесс совместной работы, естественно, должен был происходить в кабинете у
Насти: ей как главному эксперту-консультанту полагалось отдельное помещение. И
вот тут капитан Дюжин поразил Настю еще больше. Просто-таки сразил ее наповал,
причем куда радикальнее, чем своей непосредственностью и пряничной простотой.
Едва переступив порог ее кабинета, Павел поежился, несколько
раз резко втянул носом воздух, потом повернулся к двери.
– Я сейчас вернусь, – бросил он, выскакивая в
коридор.
Вернулся он через несколько минут. Войдя, плотно прикрыл
дверь, поискал глазами ключи, торчащие с внутренней стороны, и запер замок.
– Зачем? – спросила Настя, которой этот жест
крайне не понравился, ибо заставлял предполагать самое неприятное и ненужное:
совместное распитие в честь знакомства.
– Погоди, сейчас увидишь.
Павел достал из кармана тонкую церковную свечу и коробок
спичек. Едва вспыхнув, пламя задергалось в разные стороны, свеча начала
потрескивать и коптить.
– Я так и чуял, – он покачал головой. – У
тебя здесь плохо. Видишь, как свеча коптит? Здесь поле плохое.
– А где хорошее? – насмешливо спросила Настя,
наблюдая за этим непонятным ей спектаклем.
– Там, где пламя ровное и по форме похоже на
перевернутую каплю. Но ты не беспокойся, это все можно поправить. Святая вода
есть?
– Что?!
– Понятно. Темнота ты, Настя. А туда же: опер все
должен знать и уметь поддержать беседу на любую тему. Только рассуждать
горазда, а основ нормальной жизни не знаешь.
– Слушай, Павел, прекрати, пожалуйста, устраивать здесь
цирк, – сердито сказала она. – Нам работать надо.
– Никуда твоя работа не денется. А, кстати, работать в
такой атмосфере очень вредно. Я вообще не понимаю, как у тебя голова может
что-то соображать в этой комнате. Надо срочно принять меры.
– Какие, например?
– Самое первое – побрызгать все углы святой водой.
Потом носить свечу по всему помещению и ждать, пока пламя выжжет все зло,
которое здесь скопилось. А если уж не поможет, тогда придется рамочку принести.
Учти, пока свеча не перестанет коптить и пламя не станет ровным, я здесь
работать не буду.
– Значит, так. Дюжин, – жестко произнесла
Настя. – Святой воды у меня нет, и ходить по комнате со свечой в руках я
не стану. Никаких рамочек приносить не надо. Каждый человек имеет право на
своих тараканов в голове, и отказать тебе в этом праве я не могу. Но не
пытайся, будь добр, переселить своих тараканов в мою голову. У меня своих достаточно.
– Но свеча же коптит, – упрямо возразил
Павел. – Это неспроста. Она не должна коптить. И пламя неровное.
– Здесь сквозняк.
– Здесь нет сквозняка, окно закрыто, и дверь заперта.
– Значит, воск недостаточно чистый.
– Но в другом помещении она не коптила и пламя было
ровным. Воск тут ни при чем. Нет, ты только посмотри, ну посмотри, что
делается! И трещит! Может, ты злая?
– Я? – От неожиданности Настя растерялась и даже
забыла, что собиралась включить кипятильник, чтобы сделать кофе.
– Ты, ты. Может быть, само помещение нормальное, просто
твоя злоба дает такое поле.
– Все, хватит! – взорвалась она. – Мне это
надоело! Немедленно загаси свечу, и начнем работать.
– Ну пожалуйста…
Голос капитана вдруг стал жалобным и очень серьезным. Он так
и стоял перед ней, стройный, в ладно сидящей на нем форме
зеленовато-коричневого цвета (ибо был капитаном не милиции, а внутренней
службы), с грустными глазами и свечой в руке. Вид у него был совершенно
дурацкий, но Насте почему-то не было смешно. Наверное, от злости.
– Ты можешь не верить, это твое дело, – тихо
сказал Дюжин. – Но позволь мне сделать так, как я считаю нужным. Иначе я
не смогу работать в этом помещении.
Злость ее неожиданно прошла, ей даже стало отчего-то жалко
Павла.
– Ладно, делай как знаешь, – махнула Настя
рукой. – Только тихо, не мешай мне.
Она налила себе большую чашку кофе и погрузилась в
составление рабочей программы, которую к вечеру собиралась доложить Заточному.
Дюжин куда-то уходил, возвращался, бродил по комнате то со свечой, то с
бутылочкой, брызгая по углам водой. За окном быстро смеркалось, и единственная
фраза, которую Настя произнесла за все время, была:
– Зажги свет, пожалуйста.
Прошло еще какое-то время, и наконец Дюжин возвестил:
– Все. Теперь можно жить. Смотри, какое пламя ровное.
Не коптит и не трещит.
Настя подняла голову и посмотрела на свечу. Пламя и в самом
деле было ровным, похожим на перевернутую каплю. Наверное, этому есть какое-то
объяснение, но сейчас ее больше всего интересовала работа, которую поручил ей
Заточный. Она не сердилась на капитана, но и объяснять ему смысл задания ей
отчего-то расхотелось. Может, он и славный парень, но, как говорится, хороший
человек – это не профессия.
– Уже шестой час, – сказала она Дюжину, снова
утыкаясь в свои схемы, – давай начнем завтра.
– Давай, – охотно подхватил Павел и тут же убежал.
Вечером, докладывая Заточному программу, она все-таки
набралась храбрости и спросила:
– Иван Алексеевич, у Дюжина с головой все в порядке?
– А в чем дело? Он плохо соображает?
– Пока не знаю, – призналась Настя, – на
сообразительность я его еще не проверяла. Но тараканов у него в голове море.
Поля какие-то, аура, свечи, святая вода… Сегодня я терпела, но завтра могу и
взорваться. Не боитесь?
Заточный улыбнулся, откинулся в кресле и привычным легким
жестом погладил пальцами виски.
– Вам придется терпеть это и дальше, Анастасия. Мне
характеризовали Дюжина, как толкового парня, но предупреждали, что он не без
особенностей.