Океаны Айдена - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Ахманов cтр.№ 13

— И что там у вас в начале? — полюбопытствовал Виролайнен.

— То, что Одинцов на землеподобной планете. Помните, что он сказал? Этот мир огромен, не меньше Земли, и полон чудес… Я считаю, что это самая важная информация.

— Неверно. От психолога я ожидал бы большего, — усмехнулся Виролайнен. — Самое важное то, что носитель — человек. Не какой-то монстр, не чудовище, а существо, подобное нам. Хоть Ртищев в темноте его не разглядел, но оба они, без сомнения, люди. Не так ли, Елена Павловна?

Гурзо обиженно поджала губы:

— Человек… конечно, человек! Это само собой разумеется.

— Отнюдь! Мы знаем, что во время прошлых посещений Той Стороны — очень кратких, замечу — встречались странные создания. Они вмещали разум испытателя, но к гуманоидам не относились. Взять хотя бы случай с Бабаниным — трехпалые руки, покрытые чешуей… Так что нам сильно повезло! И Одинцову, конечно, тоже.

— Вы правы, — подумав, согласилась психолог. — Мое упущение! Я как-то не сообразила… я…

— Ладно, Елена Павловна, не надо каяться, — вымолвил Шахов. — Что там у вас еще?

— Океан, луна, звездное небо. Ртищев считает, что это тропики, и значит, на планете есть места с теплым или жарким климатом. Он не разглядел растительности, но что-то там, наверное, имеется. Трава, кусты, деревья…

— Кокосовые пальмы, — мечтательно произнес Шахов. — Бананы, ананасы, финики… тропический рай…

— Это ваши домыслы, генерал, — буркнул Виролайнен. — А я вот хотел бы знать, как Одинцов в эти края добрался. На корабле, на баркасе, на летательном судне? Что Ртищев говорит по этому поводу?

— Он, возможно, находился рядом с транспортным средством. Что-то большое и темное закрывало небо, пока Одинцов его не вытащил… Но разглядеть этот аппарат ему не удалось.

— Аппарат? Может быть, простая лодка?

— Может быть, — вздохнула Гурзо. — В моем перечне неизвестного уровень технологии стоит за номером один. По этому поводу нет никаких соображений. Ртищев даже не понял, чем его ранили — пулей, копьем, палкой или камнем. Страшная боль в области шеи, кровотечение из сонной артерии… Это все.

— Не все, — возразил Виролайнен. — Одинцов сказал: случилась мелкая стычка, и моему напарнику не повезло. Значит, этот мир не без конфликтов, и разрешаются они жестоким способом. Я бы сказал, варварским и примитивным!

— Как будто у нас иначе, — заметила Гурзо. — Но я имела в виду не сам конфликт, а ощущения Ртищева. Он не знает, чем его ранили… то есть не его, а человека-носителя. Был ли это бластер, автомат или холодное оружие… Повторю еще раз: уровень технологии мы не представляем.

Они заспорили, обсуждая каждое слово, каждую деталь и мелочь, но речи их скользили мимо сознания Шахова. По крупному счету он был доволен: хоть информации немного, но хватит на пару отчетов, а там… там можно послать второго гонца и уточнить диспозицию. Правда, не сразу, не сразу. Одинцов сообщил, что отправляется в путь, и лучше дождаться, пока он доплывет до цели, до большой земли, до города или хотя бы селения. Когда это будет? Возможно, через месяц или два, и раньше не стоит его беспокоить. Не стоит раздражать! Пусть он решил не возвращаться, но так ли, иначе, он — ценнейший источник информации, и судьба Проекта зависит от него.

«Ртищева он принял, — подумалось Шахову. — А меня? Захочет ли он говорить со мной?..»

Вопрос остался без ответа, но способ получить его был ясен.

Утром Одинцов не отправился в океан, как обещал накануне своему любимому ученику. Рана на ноге воспалилась, тело горело от жара, и он понял, что дела его плохи. Весь день пришлось лежать в кресле под спасительным колпаком, то прислушиваясь к ровному мерному гудению климатизатора, то впадая в забытье. Солнце огромным оранжевым диском медленно всплывало и опускалось в вышине, безоблачные небеса сияли голубизной, вокруг расстилался золотой песок, из которого кое-где торчали окатанные водой валуны. Одинцов пил горьковатую затхлую воду — три глотка в час — и ничего не ел. Он чувствовал страшную слабость. Он не мог ни о чем думать — даже о фантастическом происшествии прошлой ночи.

К вечеру ему стало еще хуже. Размотав бинт, он промыл рану, экономно расходуя свой скудный запас пресной воды, приложил к ней новую порцию жвачки из лишайника и снова перевязал. Затем погрузился в странный полусон-полубред, перед ним длинной чередой проходили видения, картины прошлого плыли перед глазами, то ужасая, то маня, то словно издеваясь над его бессилием.

Ему казалось, что он окружен табуном шестиногов, вороных тархов с огненными глазами. Звери не приближались к нему, в полной тишине они медленно и плавно, будто танцуя, кружили бесконечной чередой на расстоянии нескольких шагов. Их гривы развевались на ветру, огромные рогатые головы мерно колыхались вверх-вниз, мышцы перекатывались под эбеновыми шкурами. На черных, лоснящихся угольным блеском спинах, свесив ноги на одну сторону, сидели обнаженные женщины. Их молочно-белые и смугло-золотистые тела резко контрастировали с темным, как зимняя ночь, фоном — бесконечной круговертью гигантских животных. Казалось, он попал на какой-то нескончаемый парад манекенщиц, демонстрировавших не модные одежды, а самый прекрасный, самый соблазнительный наряд, каким природа одарила женщину, — собственное нагое естество.

Сверкали стройные бедра и округлые колени, покачивались груди — то соблазнительно-полные, то маленькие и твердые, как недозревшие яблоки, расцветали соски — тепло-коричневые, розовые, золотистые, взгляды манили к себе, губы улыбались, волосы, то светлые, как лен, то огненно-рыжие, каштановые, черные, волнами спадали на хрупкие плечи, локоны змейками вились меж грудей. Женщины плыли нескончаемой чередой, и Одинцов стал узнавать их, хоть имена вспоминались не сразу, а некоторых он вспомнить вообще не смог. Черноволосая пылкая Макарена, его подруга в Никарагуа, гибкая Зия, смуглая ксамитка Р'гади, Лидор в облаке пышных волос, горевших вокруг лица огненной орифламмой, вьетнамка Эу Ко с золотистой кожей, своенравная Тростинка, дочь Альса из Дома Осс, так похожая на Светлану, его первую жену, а вот и сама Светлана и с ней вторая супруга, Ольга, сидят на тархе и манят к себе нежными руками, обещая покой и забвение.

Внезапно он услыхал стихи. Кто декламировал их? Светлана? Она любила поэзию…

Далеко-далеко,

В том краю,

Где нет места печали,

Тихо лодка плывет.

Я от берега снова отчалил…

Далеко-далеко

Продолжается жизнь,

Начинается день,

Я там был бы —

Далеко-далеко,

Если б смог долететь…

Одинцов пошевелился, застонал — и голос смолк, круг черных тархов внезапно распался. Теперь он сидел в кабинете Шахова, своего начальника и сослуживца. Шахов, в генеральской форме, навис над ним точно каменная глыба и, дергая за воротник, допрашивал: «Это что же получается, Георгий?.. Решил не возвращаться?.. Долг и родину забыл? А родина тебе ведь все дала, и погоны твои, и чин, и ордена, и пенсию!» — «Я их кровью заработал», — хотел возразить Одинцов, но фигура генерала словно растроилась, и две ее части начали меняться, преобразовываться, так что спустя недолгое время явились в кабинете, кроме генерала, старый Виролайнен и психолог Елена Гурзо. Она погрозила Одинцову пальцем и, повернувшись к Шахову, произнесла: «Зря стараетесь, Сергей Борисович! Вам его не вытащить оттуда! Сгинет! Заживо сгниет! У него ведь начинается гангрена! И никаких лекарств… ни лекарств, ни медицинской помощи…»