Русский клан - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Косенков cтр.№ 33

А наутро была назначена акция.

И вот черный блестящий «лексус» вырулил из-за поворота и резво дернул в сторону моста.

Каланча напрягся.

Он доподлинно знал, насколько далеко сможет кинуть гранату, поэтому спокойно ждал, когда автомобиль приблизится на положенное расстояние. Граната должна залететь под днище «лексуса» и рвануть где-то сзади.

Покрасневшие, скрюченные пальцы с трудом сомкнулись на кольце.

Звонко в неожиданной тишине прозвучал хлопок взрывателя.

Машина двигалась быстро, и водитель ничего не смог поделать, когда под днище полетел черный, до боли знакомый, кругляшок. Потом машину дернуло, подбросило вверх. Страшно придвинулся асфальт. Но «лексус» устоял, обрушился всеми колесами на дорогу. В глазах потемнело.

Водителю повезло. Он умер сразу и не видел, как четыре человека в упор расстреляли пассажиров.

Последней убили женщину, жену Гоши Знаменского. Муж пытался ее заслонить, рассчитывая на привычно одетый под куртку бронежилет, но Дима Каланча выстрелил ему в голову. В этой бойне Токарев сделал всего два выстрела. Один Знаменскому в голову, второй в лицо его жене. Каланча действительной был сволочью.

— Хорошо, — сказал Рогожин, глядя на вытянувшихся «смирно» новичков. — Молодцы. Горжусь вами.

Он легко потрепал ближайшего за щеку.

— Как звать? Подзабыл…

— Боря.

— Молодец, Борян! — Денис снова похлопал парня по щеке. — Давайте к столу.

Он махнул рукой в сторону накрытой «поляны». Когда троица прошла внутрь кабака, Рогожин насторожился.

— Э, орлы… А где… Каланча?

В наступившей паузе странно легкомысленно прозвучал ответ Бори:

— А он в больнице…

— Что? — Рогожин наклонился, словно не веря собственным ушам. — Как в больнице?

— Да вы не беспокойтесь, босс… У него все нормально. Только заболел вдруг. Голова болит и температура. Мы все забрали, что у него было, ствол там… И в больницу отвезли.

— Фух. — Денис выдохнул облегченно. — Тогда после вечерины свезите ему рыбки там, апельсинов… Бухаем!

В это время Каланча долго и тяжело подыхал от менингита.

Воровская корпорация сработала быстро.

Когда в потолок ударили пробки от шампанского, на воздух взлетела машина Рогожина. Его мобильный звонил не переставая, но Денис ушел в загул, празднуя свою первую победу, которая должны была показать всем, из какого теста он слеплен. Он привык жить так, на широкую ногу. Без ограничений. С брызгами и искрами. Если гулять, то с треском, похмельем и разрушениями. Если воевать, то со взрывами, пороховой гарью, по-варварски кроваво. Ему сопутствовала невероятная, редкая удача, потому что любой другой на его месте был бы уже мертв. Но Рогожин жил. Более того, когда он сообразил, что столь ненавистные бугры не собираются сдавать позиции, он сумел провести еще несколько акций. Убрать соперника, переманить его людей и подмять его бизнес. На какой-то момент в городе установилось равновесие. Казалось, что где-то на «хазах» и «малинах» замерли пальцы на клавиатурах и перестали звонить мобильные телефоны. Екатеринбург затаился.

Все остановилось. Прислушалось. И только снег все падал и падал на город…

Но Рогожин не остановился.

— Денис Рогожин? — спросила трубка мобильного телефона.

— Ну?!

— По эту сторону Уральских гор вы объявлены вне Закона.

Мобильник не успел врезаться в стену, как двери уже затрещали под ударами снаружи. В окна влетели раскоряченные фигуры в черном. И воздух заполнился пороховой вонью.

Рогожин не стал дожидаться развязки.

Он просто бежал.

Под Санкт-Петербургом.

Февраль 2025 года

Дом Морозовых

Метель постепенно отступала, сдавая позиции. Снег прекратился, но еще налетал разбойничий ветер, подскакивал дикой кошкой, душил и снова прятался. Луна испуганно щерилась через рваное покрывало торопливых облаков.

Взлетно-посадочная полоса аллеи то замирала, то билась в истерике вместе с ветром. Плоские фонарики, надежно вмурованные в садовую плитку, добросовестно светили сквозь пушистое покрывало снега. Игорь с Валерой не торопясь брели к дому. Каждый думал о своем.

Уже подходя к дому, Игорь усмехнулся:

— А ведь Сашка-то первый станет дедом.

— Подожди еще, — Валера махнул рукой, — неизвестно, что завтра выяснится.

— Да… И медицина тут не поможет… — задумчиво добавил Игорь.

— Я бы на его месте сделал то же самое, — сказал Валера. — Ты и сам знаешь, что сейчас творится с генофондом. У человека с белым цветом кожи огромная проблема с уродами, дебилами и прочим генетическим мусором.

— Ага, — согласился Игорь. — Самое забавное, что у арабов, в массе своей, с этим все в порядке.

— Уровень жизни. И медицины. Чем лучше медицина, тем труднее отказаться от разных трубочек, искусственных органов и прочих барокамер. Костыли. Там, где медицина недостаточно развита, неполноценные дети просто не выживают. Жестоко.

— Ну, — Игорь развел руками, — жизнь вообще жестока. Природа не склонна нянчиться со своими питомцами.

— Самые сложные вопросы всегда из области морали.

— Да, конечно. Но разве морально, когда ребенок не может дышать без искусственного легкого? Или когда он всю жизнь должен проходить химиотерапию? И не может учиться в школе по причине имбицильности?

— Ха! Это не самый плохой вариант. А вот когда этот имбицил учится в школе, в нормальной школе, среди нормальных детей, это мрачнее всего. Во-первых, все дети очень жестокие животные. И слабого они забьют, дай только волю. Дети вне морали. Это жестоко по отношению к имбицилу. А во-вторых, это плохо в отношении полноценных детей. Один дебил тормозит весь класс. Это факт. Тоже, кстати, совершенно аморальный. Но это может подтвердить любой учитель.

— У детей просто нет морали. До поры до времени. Черт его знает, что хуже…

— Точно. Та мораль, которая допускает размножение идиотов с наследственными болезнями или мораль древней Спарты?

— Самые сложные вопросы всегда из области морали, — повторил Игорь слова Валеры.

— Врачи, друг мой, самые большие циники на свете.

— А как быть иначе? Когда меня вызывают на кесарево, а на столе лежит натуральная дауница. Она разродиться не может. И не по причине узких бедер, кстати. Просто не знает, как это делается! Ее Природа тормозит, Природа не дает ей родить еще одного убогого… Но человек традиционно ставит себя выше природных инстинктов.