Русский клан - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Косенков cтр.№ 16

— И?

— И мило разошлись. Я предлагаю Дулево им отдать. В качестве акта доброй воли.

Морозов задумался. К столику подошел официант с большими кружками парящего чая.

— Прошу вас, кедровое варенье, — сказал он, ставя на столик вазончик с чем-то темным.

— Спасибо, — с отсутствующим видом ответил Юра.

— Люблю кедровое, — улыбнулся Вязников.

— Ага, — Морозов покачал головой, — хорошее…

— Всегда хотел выяснить, как его делать. Мало ли, попадется куча кедровых орехов.

— Просто, кажется, килограмм на килограмм. Орехи и сахар. И все. Вкусно, но дорого.

— Юра, да очнись ты, чего загрузился?

Морозов поднял глаза от стола, сцепил руки и хрустнул суставами.

— Забавно, понимаешь. Когда органы берутся за проработку каждого конкретного гражданина, это, в общем-то, признак порядка в государстве. Потому что, как бы то ни было, но госбезопасность должна иметь представление о том, что планирует делать человек, который знает, с какой стороны к ружью подходить. Ты помнишь, наверное, с какой мотивацией мы кинулись в августовскую кашу?

— Бардак надоел.

— Вот именно. А теперь вдруг, неожиданно я этого порядка испугался.

— Испугался?

— За что боролся, на то и… Ну, не совсем испугался. Просто забеспокоился. Глупость, вообще-то. Рефлексы.

Вязников подхватил на ложечку варенья. Аккуратно опустил его на язык. Удивительный, ни на что не похожий вкус. Хвоя, сахар, дымок… Алексей даже зажмурился от удовольствия. Запил горячим, очень крепким чаем. Вкус не растворился, но сделался нежнее.

— Понимаешь, Юрка, дело не в государстве. Не в госбезопасности. Не в президенте.

— Да уж… — Морозов выдохнул, ему вдруг померещилась широкая спина человека в плаще, бегущего по черному туннелю. И ствол автомата, который то и дело упирался в эту спину.

— Дело в нас самих. Мы с тобой уже другие.

— Мутанты, — криво усмехнулся Морозов.

— Как хочешь, так и называй, но я бы предпочел иначе. Гумилева помнишь, может быть?

— В весьма общих чертах. — Юра отправил в рот полную ложку варенья. Прижмурил глаза. Вязников понимающе улыбнулся.

— Гумилев выдал концепт — пассионариев. Все остальное можно смело забыть, но пассионариев стоит оставить. Они те самые мутанты, у которых низы не хотят, а верхи не могут жить по-старому. Революционная ситуация в одном человеке. Понимаешь?

— Кажется, там что-то было связано с солнечной активностью… — нахмурился Юра.

— Всю эту шелуху можно спокойно выкинуть. Может быть, солнечная активность, может быть, лунные циклы, приливы-отливы. Божественное вмешательство, наконец. Природа уже не оказывает такого яркого влияния на человека, как сам человек. Мы педалируем развитие. Гоним его галопом! Промышленность, атомная энергетика, войны, химические выбросы, ядерные испытания, аварии. Один Чернобыль чего стоит! Человеческое существо постоянно испытывает на себе мутагенные факторы самой разной природы. Никто не в состоянии определить, что идет на пользу, а что вредит. И какой вред может быть нам полезен, как ни парадоксально это звучит.

— Вообще, Леха, звучит действительно парадоксально.

— Вспомни Японию. Хиросима и Нагасаки. Две бомбы. Выжженные тени на мосту. Хибакуся, медленно умирающие от язв неприкасаемые. Деактивация, эвакуация. Им бы, узкоглазым, бежать оттуда, а куда?! Остров не такой уж и великий. Японцы волей-неволей испытывали на себе воздействие самого мутагенного фактора — радиации. И что же они делают? Вымирают от мутаций? Нет! Создают в языке, в основном инструменте взаимодействия нации, иероглиф «достойный человек, занимающийся делом». Не какой-то «бизнесмен» или, не приведи господи, «деловик», а Достойный Человек! И поднимают экономику! Опираясь на этих Достойных Людей.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь? При чем тут язык, японцы, экономика и мы?

— Я к пассионариям клоню. И консорциям, как союзам этих пассионариев. Если уж упираться в теорию Гумилева и рыться в ней детально, то никакая солнечная активность не сравнится по своему воздействию на человека с деятельностью самого человека. Понимаешь? Нет никаких оснований считать, что пассионарии больше не возникают. Что это не мы с тобой.

Морозов прокашлялся. Стул под ним жалобно скрипнул.

— Однако ты глубоко копнул. Все-таки пассионарии возникают в условиях нехватки жизненного пространства.

— Ну, во-первых, не пассионарии, а их союзы, то есть консорции, возникают в условиях нехватки пространства, а во-вторых, ты что хочешь сказать, что у типичных русских, таких как ты и я, нет проблемы с жизненным пространством?!

Морозов покачал головой. Он уже понимал, к чему клонит друг, но любая теория, даже самая сладкая и заманчивая, требует детальной проработки. И иногда кто-то должен быть адвокатом дьявола.

— Города переполнены! — Вязников увлеченно размахивал руками. — Сидят все друг на друге. Чуть ли не на голове у соседа. Случись что… Впрочем, что я тебе говорю? Ты и сам все прекрасно видел.

— И не только видел.

— Сейчас и здесь у нас есть все условия для возникновения тех самых «групп людей с противоположными инстинктам направленностями». Нормальный инстинкт говорит: ложись, прячься. Ухватил — жри, пока не отняли. Это только твое! А рискнут отобрать — рви глотку. Но пассионарии хотят переделать мир. Инстинкты толкают их вверх и вперед! И черт с ним, с миром! Глобальная задача всегда заманчива, но почти всегда бесплодна. Почему так плохо кончил коммунизм? Потому что слишком много говорил о Всемирной Революции. Глобальная задача обернулась его могилой, миру не была нужна революция. Пассионарии локальны, они свойственны той территории, на которой живут, за ее пределами их уже не понимают. Даже Че Гевару предали боливийцы, хотя, казалось бы, латиноамериканцы все свои. Боливийцы не поняли его стремлений. Им не нужна была революция.

— Хм… — Морозов скорчил кислую мину. — Представь себе, что ты объясняешь это не мне, а какому-нибудь… допустим, учителю, хотя нет, учитель как раз тебя поймет. А например, какому-нибудь возвышенному молодому человеку. Юноше бледному, со взором горящим. И первое, во что он упрется рогом, это отсутствие великой Задачи! Его же хлебом не корми, а дай о великом помыслить! А у тебя получается что-то местечковое. Мол, сделать хорошо себе и детям… Где же горение? Где возвышенные идеалы?

— Бледный юноша может пойти темным лесом и своими горящими взорами освещать себе дорогу и пугать девушек. Мне с ним никаким образом не по пути, пущай валит. Так что я ему даже ничего и говорить не буду. Не моя это сверхзадача. Я против глобализма. Против! Все эти великие идеи призваны большей своей частью к одному — запудрить головы, основательно запудрить, и даже, извини за грубость, засрать мозги. Я признаю одну настоящую идею — Сверхчеловека. Но об этом позже и как-нибудь в другой раз, а то в сторону уйдем и потом без бледного юноши назад не вернемся. Тьфу! Прицепился, блин, образ.