– Охо-хо! – заголосил Петр Фадеевич, плеская на камни. – Охо-хо!
Он запрыгнул на полок, пригибая голову.
– Эх, сейчас накатит!
И накатило.
Вдарило мокрым жаром, да так, что воздух из легких вышел и сжалось все до хруста в суставах.
– У-у-ух… – закряхтел Михалыч. – Ну, Петр Фадеич, ты дал… Ох, не выдержу!
– Терпи, терпи, Антоша! – закрыв глаза, голосил хозяин. – Терпи!
Сергей поймал себя на том, что начинает тихонько подвывать. Жар достиг своей верхней точки… и неожиданно полегчало. Стало легче, да и вообще возможно дышать. Воздух больше не обжигал горло, не скреб кожу кипятком.
– О-о… – простонал Михалыч, расслабляясь. – Хорошо…
– Вам хорошо, а нам подавно, – ответил хозяин.
Вообще пословицы, поговорки и всякие присказки сыпались из Петра Фадеевича, как из рога изобилия. Казалось, что на каждое слово у него найдется два, да еще и в рифму.
«Пора выходить, – подумал Сергей, чувствуя, как мягко начинает кружиться голова. – А то с непривычки распарит…»
Он сделал движение слезть с полки, но Петр Фадеевич остановил:
– Куда? Сергунька! Мы ж еще и не парились!
– Да я уже… – смутился Сергей.
– Уже – не гоже. Давай на полок! Антоша, веник!
Своими огромными руками Петр Фадеевич схватил сразу два веника.
И началось.
Удары сыпались на Сергея, казалось, со всех сторон. Только жарко шипели на камнях брызги да свистели березовые веточки в раскаленном воздухе.
Сергей что-то орал, но все тонуло в громком уханьи Михалыча да в какой-то варварской частушке, которую под ритм ударов горланил Петр:
Два эвенка переплыли
Через реку Енисей,
Полну жопу наловили
Окуней и карасей.
Переводан, другодан, на колоде барабан!
Говорит старуха деду:
– Я в Америку поеду,
Поступлю в публичный дом,
Буду жить своим трудом.
– А теперь меня! – завопил Михалыч, и Петр Фадеевич безо всякой остановки перекинул веники на его спину.
Моя милка ловит рыбу,
Рыба не дается,
Щас она кита подцепит —
Ох и навернется!
Переводан, другодан, на колоде барабан!
На Казанском на вокзале
Труп без головы нашли,
Пока голову искали,
Ноги встали и пошли…
Когда, вдоволь нахлеставшись и наплескавшись, мужики вышли в предбанник, то на большом, сколоченном из цельных бревен столе уже стоял настоящий самодельный квас. Не жгучая химия в бутылках, а тот самый, хлебный.
Хозяин отхлебнул из большущей кружки солидный глоток, крякнул и передал Михалычу. Тот пил долго, со вкусом, вздыхая. Сергей пил осторожно, со страхом городского жителя перед любыми холодными напитками.
– Хорошо… – прошептал Михалыч, откидываясь на бревенчатую стену. – Хорошо…
После недолгого молчания Петр Фадеевич спросил:
– Что случилось-то у тебя, Антоша? Я ж вижу…
– Ох, да влетели мы с ребятами… Не то по случайности, не то по глупости. Хотя случайность, она вроде пока нашу сторону держит.
– Да ведь ты не последний карась в пруду, знаешь, поди, с какой стороны бредень забрасывают.
– Знаю. Но на меня управа есть, да и не в деле я давно. Сам знаешь, Фадеич, я слово держу. Сказал, что завязал, значит, завязал.
– Да верю я, верю, – вздохнул Петр. – Чего приключилось-то? Говори…
– Сложно это объяснить…
– Ну, попробуй, ум хорошо, а два, оно лучше.
– В общем, есть у меня документ один. Важный. От того, в чьи руки он попадет, многое зависит. Думал безопасникам вручить, да у них, по ходу дела, у самих такая круговерть. Никакой уверенности нет. То ли ФСБ, то ли… еще кто. Очень уж, Фадеич, ошибиться боюсь. Сунешь не тому, кому надо, и привет. Боюсь. Потому и сюда кинулся.
– Чего так?
– Единственное место, где я хоть в чем-то уверен. Честно тебе скажу. Эту деревушку можно долго оборонять…
– О как…
– Да вот так… Уж ты извини, что вышло таким макаром…
Петр Фадеевич вздохнул. Налил из кувшина еще квасу. Осушил всю кружку. Крякнул от удовольствия.
– Тут, Антоша, получается загвоздка. Да такая, что хоть караул кричи.
– Я понимаю. – Михалыч смотрел в пол.
– Не понимаешь, – твердо ответил Петр. – За этой штуковиной придут. Кто-нибудь, да придет. Так ведь.
– Так…
– И что я должен делать? Как староста я должен тебя из деревни гнать, с ребятами твоими. А как отец своей дочери? Да еще как дед… Ну, так ведь тут не один я такой, люди вокруг. Понимаешь? Тут, брат, все не так просто. Тут думать надо. Время-то у нас есть?
– Есть… Наверное.
Петр вздохнул.
Помолчал.
Остывающая баня поскрипывала, словно живая. Снаружи ветер гонял снежные облака, а тут было тепло, уютно и пахло летом. Сергею хотелось закрыть глаза да так и остаться тут, по возможности навсегда.
– Что за бумажки-то? Важные? – наконец спросил Петр Фадеевич.
– Из-за таких войны случаются, – глухо, закрыв лицо ладонями, ответил Михалыч. – Ты меня знаешь, Фадеич, я бы с ерундой и сам справился. Или выкинул бы… Или отдал, все одно кому. Но это… Это…
– Оружие, что ль?
– Даже хуже.
– Что ж хуже?
Михалыч отнял ладони от лица. Посмотрел грустно на тестя и ничего не ответил.
65.
Капитан Зеленкин как раз готовился смениться с боевого дежурства, когда на пульте надсадно закрякала сирена.
«Вот уж некстати!»
Застучали клавиши, защелкали переключатели.
– Дежурный, параметры цели! – рявкнул Зеленкин.
– Товарищ капитан, – голос дежурного был растерян. – Цель не определена…
– Дополнительное сканирование! Запрос по всем частотам. Прицеливание. Сообщи майору…
Пауза. Мигание индикаторов. Гул вышедших на рабочий режим генераторов. Мерцание мониторов. Писк детектора.
– Самолет. Принадлежность неопределенна. Заход через китайскую границу. Высота восемьдесят тысяч. На позывные не отвечает.
– Патруль в воздух. Ракеты на цель.
В помещение вошел майор.
– Что случилось?