— Не стрелять, — крикнул офицер своим и пошел к нам. Он шел не торопясь, увязая тяжелыми ботинками в рыхлом глиноземе, и остановился в полуметре от меня. Я отчетливо видел заклепки на обуви, поблескивающие в свете прожекторов. Потом прикинул, что лежать мордой вниз, когда он перекрывает линию огня, глупо, и поднялся, отряхиваясь.
— Самолет действительно сбит? — спросил Голованов.
Мой маленький отряд вслед за мной поднимался с земли. Подошла стюардесса Марина, прихромал бортмеханик.
— Сбит, — подтвердил он. — Я — член экипажа… Скорее всего ракетой. За территорией Зоны.
— «Черные ящики»…
— «Черные ящики» в надежном месте, — оборвала его Марина.
— Это наша гарантия, — добавил я. — Вы же понимаете, господин Голованов. Я даже вам ничего сейчас сказать не могу, не имею права.
— Я все прекрасно понимаю, Упырь, — кивнул офицер.
— Кстати, сюда приходил человек от Тёмных?
— Приходил.
— Видимо, он все сообщил Колхауну.
— Догадываюсь, что именно так. Если вас интересует, где он, отвечу — убит.
— На всякий случай? — подмигнул я.
— Он того заслуживал, Упырь. — Голованов поправил ремень с кобурой. — Я все рассказал? Тогда проходите, черт с вами. Под мою ответственность.
— А капитан Колхаун?
— Капитан сидит в броневике, он арестован, — хмуро произнес Голованов, представляя, наверное, как сложно будет из этой истории выпутываться. — Ну или временно отстранен от исполнения обязанностей. До последующего разбирательства.
— Вы обещаете? — спросила Вероника Сергеевна. Она тоже подошла к нам, держа за руки мальчиков.
— Обещаю, — сказал Голованов и криво улыбнулся, увидев пистолет в руке у Сережи.
— Погодите, не торопитесь, Вероника Сергеевна. Зачем вы это сделали? — спросил я офицера.
Голованов пожал плечами.
— Во-первых, Луиджи был моим приятелем. Во-вторых… во-вторых, мне очень не нравится то, что творится вокруг Зоны. Вашего брата я не люблю, — искренне говорил офицер, — но вы хотя бы зарабатываете своим горбом. Мрете там сотнями… А эти, — Голованов неопределенно взмахнул рукой, охватив броневики и прожектора, — для этих Зона — кормушка. Им выгодно сталкерство, им нужны Тёмные, и они ни перед чем не остановятся. Пожалуй, мне пора в отставку.
— После ареста капитана Колхауна? Скорее на гарнизонную гауптвахту и под трибунал.
Я сильно рисковал, нажимая на Голованова. Но я должен был убедиться, что это не очередная ловушка. Мне просто ничего больше не оставалось.
— Разберемся, — просто сказал Голованов. — У меня достаточно свидетелей. Не все же сволочи, в конце концов.
И снова обвел рукой броневики.
— Хорошо, я вам верю, — сказал я.
Пассажиры стали осторожно пробираться мимо офицера, стоявшего, словно пограничный столб. Вероника Сергеевна с пацанами, Сережа по-прежнему держал в руке неисправную «беретту». Гомики-санитары. Мама Ирочки с Ирочкой же на руках. Хромающий бортмеханик, которого поддерживала стюардесса Марина… Все они исчезали за броневиками, уходя из прожекторного света, и я понимал, что вряд ли когда-нибудь еще раз увижу этих людей. А жаль, Марина была очень даже ничего.
Возле меня задержался профессор Петраков-Доброголовин, который нес клетку с бюрерами. Голованов покосился на профессорскую ношу, но ничего не сказал. Петраков-Доброголовин улыбнулся всем своим толстым лицом, и в следующее мгновение из броневика выбрался капитан Колхаун с перекошенной от бешенства рожей. Видимо, внутри стального монстра что-то переигралось, и пленник освободился. В руке он держал армейский автоматический «кольт» и целился из него в Голованова.
— Сдайте оружие, лейтенант! — проревел Колхаун едва ли не громче, чем пару минут назад через громкоговорители. — Я буду стрелять!
— Идите к черту, капитан, — ответил Голованов, поворачиваясь и расстегивая кобуру.
Следующие события сложились для меня в одно, хотя происходили в некоей последовательности.
Капитан Колхаун выстрелил короткой очередью.
Пуля ударила меня чуть ниже ключицы и отшвырнула на Соболя, который успел меня подхватить.
Голованов вырвал из кобуры пистолет.
Петраков-Доброголовин охнул и медленно опустился на землю. Клетка отлетела в сторону, бюреры громко заверещали, но никто внимания на них не обратил.
Голованов выстрелил в ответ, и капитан Колхаун свалился с бронемашины. Ногой он зацепился за какой-то буксировочный трос и повис вниз головой, почти касаясь руками земли.
Увиденное поразило меня своей четкостью, запечатленной в ярком свете прожекторов, а потом все поплыло перед глазами, завертелось, и следующее, что я увидел, было лицо Соболя, бормочущего:
— Эй, эй, очнись! Слышишь?
— Я живой, — промямлил я и попытался сесть. Мне это удалось, хотя весь перед комбинезона был залит кровью.
— Тебя профессор зовет. Отходит, кажись, — сказал Соболь и перекрестился.
Петраков-Доброголовин хрипло дышал. Заметив меня, он слабо улыбнулся и прошептал:
— Господин Упырь… Константин… Я сообщу вам номер. Номер телефона, по которому вы должны позвонить заказчику… Вы сделали свою работу очень хорошо… простите, если я вам мешал…
— Полноте, профессор. Мы сейчас вас вынесем, доставим в больницу, — заговорил было я, но Петраков-Доброголовин замотал головой:
— Нет, нет… Я же доктор наук, я понимаю… Запомните номер…
— Давайте, профессор.
— Восемь… — сказал Петраков-Доброголовин и умер.
— Черт… черт… — Лейтенант Голованов ударил кулаком в землю. Я только сейчас заметил, что он тоже стоял рядом со мной на коленях.
Аспирин молча взял клетку с бюрерами и сорвал брезент. «Кофеварка» была расколота пулей практически на две части, изнутри высыпались электронные платы, воняло горелым. Карлики забились в угол, даже не помышляя о телекинезе, — соображали, что расклад сил не в их пользу. Аспирин открыл дверцу, вытащил сразу обоих бюреров, ухватив горстью за шкирки и поставил на землю. Размахнулся и дал хорошего пенделя. Бюреры, вереща, покатились в темноту и исчезли.
— Полный офсайт, чува-ак, — сказал Аспирин, повернувшись ко мне.
Глава тридцать пятая
Вроде бы последняя
Мы сидели в «Штях» и поминали Пауля, Воскобойникова, профессора Петракова-Доброголовина, лейтенанта Альтобелли — короче, всех, кто погиб во время последней вылазки. Вернее, всех, кто этого заслуживал. Девять дней. На столе не переводилась перцовка и закуски, Рыжий едва успевал таскать. Первую выпивку я поставил всем «Штям» за упокой души генерала-полковника Дубова, как и обещал себе после встречи со Стронглавом. Никто не стал спрашивать, что за генерал такой и чем славен, — заслужил, раз уважаемые люди за него наливают.