Я осмотрелся. На самом деле обстановка мне совершенно не нравилась. Тишиной своей, пусть и нарушаемой ораторствующей псевдоплотью… Покоем, пасторальностью этой чертовой: солнышко, травка зеленая, цветочки какие-то…
Снова приблазнился пастушок с беленькими козочками или овечками, как в прошлый раз на пикнике…
В чем-то я даже был благодарен проказливой псевдоплоти, которая своими воплями напоминала, что я вовсе не в гостях у друзей под Харьковом на даче, а в самой заднице мира. Как-то я прочел в некой книге, названия уже не помню, такую фразу: «Если бы мир имел форму задницы, то мы находились бы в самой ее дырке». За дословность тоже не ручаюсь, но находились мы именно там.
— Пожрать бы, — сказал Аспирин, потирая брюхо. — Место хорошее, обзор вокруг… А то неизвестно, что там дальше будет. Вдруг полный офсайт.
— Ты ж только что жрал?! — поразился Пауль.
— А вы-то нет, — парировал Аспирин. — А потом пробежка эта по пересеченной местности, а пока Бармаглота волокли… Организму требуется энергия, чува-ак! А в Зоне — особенно.
Профессор всем видом выражал солидарность с Аспирином. Они вообще, кажется, малость спелись, и я решил именно Аспирину поручить присматривать за Петраковым-Доброголовиным. Заодно и отдаст дань науке, если ему захочется.
— Давайте перекусим, — согласился я. — Соболь — подежурь, брат, чтоб нас никто за задницу не ухватил за обедом.
Соболь пожал плечами и стал для развлечения целиться из «зауэра» в руины микроавтобуса, за которым пряталась псевдоплоть. Она не унялась и периодически блекотала в разной тональности:
— Небанбанба… Пермадули…
— Как будто матом кроет, — с уважением заметил Аспирин, откупоривая флягу.
Под аккомпанемент изобретательной псевдоплоти мы выпили по сто пятьдесят водки, сжевали саморазогревающееся мясо с обычными солеными огурцами и залили все это дело водой. Аспирин рассказал о том, как он, будучи в Крыму, кажется, в очередной раз вышел откуда-то с во-от таким пузом.
Профессор тоже повеселел.
— А пробовал кто-нибудь с псевдоплотью разговаривать? — поинтересовался он.
— Пробовали сто раз. Только она не соображает ни хрена. Даже если и отвечает вроде бы впопад… Попугай, короче, — сказал я и встал. Нужно было справить большую нужду, и я, отмотав шматок туалетной бумаги, отошел в кусты. Недалеко — так, чтобы видеть своих, а они видели меня. Профессор деликатно отвернулся, а сменивший Соболя, который торопливо поедал свою долю, Пауль, наоборот, внимательно за мной следил. Когда в Зоне сидишь орлом с голой жопой, очень важно, чтобы за тобой кто-то присматривал. Эту самую жопу прикрывал. В обычной жизни для отправления естественных надобностей нужны всякие там ватерклозеты, биде и прочая сантехника, а тут — чем больше вокруг народу и меньше всякой фигни, тем приятнее гадить. Ибо — безопасность.
Делая свои дела, я прикидывал, стоит ли все же нам идти через горелый лес. Хотелось, конечно, развязаться с чертовыми бюрерами поскорее, вернуться домой и на зависть братве прогуливать полученные денежки. А еще лучше — махнуть на курорт, благо сумма позволяет. Вот Аспирина с собой взять, например, для веселья. Будем отовсюду с во-от такими пузами выходить… Он, правда, затеется постоянно драки учинять, но это тоже своего рода веселье. Не все же время в соленой водичке купаться и девок клеить, в конце концов, надо и о культурной программе подумать.
Перед тем как я завершил свои большие дела, ПДА сообщил, что Семецкий погиб на Агропроме, придавленный упавшей железякой.
Вернувшись, я донес до спутников эту радостную весть и сказал:
— Если кому еще нужно оправиться, давайте по-быстрому, и двигаемся дальше.
Профессор, зардевшись, попросил у меня бумажку и засеменил прочь, но был уже ученый не только в обычном, но и в зоновском смысле — тоже присел на виду. Отвернул, правда, рожу опять — типа раз он нас не видит, то и мы его тоже. На здоровье, зато цел будет…
— Может, срежем? — спросил Аспирин, кивая на бетонку. Я и сам на нее внимательно смотрел, еще сидючи по своим делам. Бетонка спускалась с холмов в полукилометре впереди, пересекала долину и исчезала в пресловутом горелом лесу. Изначально планировалось идти прямо, а потом свернуть почти на девяносто градусов, но бетонка выглядела заманчиво.
Собственно, я по ней не раз ходил. И один, и в группе. Бетонка старенькая, раскрошенная, местами просевшая — там, где ее водой подмыло по весне… Но чистенькая. В смысле, аномалий на ней не имелось ни одной за все мои случаи походов. Редко такое бывает… Аномалии, понятное дело, вещь бродячая, сегодня нет ее — а завтра тут как тут, искрится, шевелится. Но по бетонке идти, как ни верти, удобнее.
— По бетонке, говоришь… — пробормотал я. — А вот скажи, брат, тебя не смущает то, что слишком вокруг тихо?
— Как это? — не понял Аспирин.
— Тихо, — повторил я. — Спокойно, безмятежно… Хоть снимай костюм, ботинки, и без порток — по травке.
— Есть такое, — согласился Аспирин, тревожно оглядевшись. — Так это… Зона-то пустая, чува-ак. Мало-мало кто сейчас сюда вылазит, разве что Тёмные из своих схронов по своим темным делам да дураки вроде нас… Вот она и молчит. Никто ж не тревожит. Мутанты небось друг друга хавают, им тоже не до нас. Вон дура одна орет, а больше никого и нету.
В словах Аспирина был неожиданный смысл, и я сказал:
— Тогда пойдем по бетонке.
И мы пошли по бетонке.
Как ни странно, псевдоплоть последовала за нами параллельным курсом на почтительном отдалении, умело скрываясь в складках местности и прячась за редкими кустами. Было непонятно, то ли у нее просто совпало направление следования, то ли она видела в нас потенциальную добычу, то ли мы ей еще чем понравились. Например, как благодарные слушатели. Изредка она что-то бормотала и вскрикивала, но ветерок относил звуки в сторону. Тем более на юге опять забухало — вояки чертовы снова чистили Периметр.
— Все же зря я ее не шлепнул, — с сожалением произнес Соболь. — Может, сейчас?
— Оставь ты тварюку, — махнул я рукой. — Кто знает — а ну если пригодится зачем?
— Совсем ты, Упырь, с ума сбрендил, — сказал печальный Пауль, ковыляя по растрескавшемуся покрытию.
А я вовсе и не сбрендил. Я слышал рассказ, не помню чей, как за ними вот так же увязалась химера. Химера — штука такая, что если увязалась, то можно завещание писать. Но эта именно шла поодаль, совсем как наша псевдоплоть, а потом неожиданно напала на довольно крупного кровососа, который прятался в канализационном люке и которого никто не заметил. Убила его и ушла, унеся добычу. Зачем шла, почему людей не тронула? Эх, в Зоне и не такое случается… Поэтому я покачал головой и сказал:
— Нет, брат, я не сбрендил. Пусть себе бегает.
Глава седьмая
Тишь да гладь
Как известно, я в свое время учился в институте кинематографии. Зачем я это делал — аллах ведает. Поступить туда было легко, ну и у мамы была мечта такая.