— А я — за твоей, отец.
Вселенная — это сцена, на которой постоянно разыгрываются импровизации. Они не следуют никаким внешним образцам.
Норма Ценва. Откровения, переведенные Адриеном Венпортом
Запертая в своем заполненном парами пряности баке, Норма перестала воспринимать какие бы то ни было границы. Вокруг нее более не существовало ничего конкретного и осязаемого, а чувства — бодрящие, головокружительные — стали невероятно естественными. Обычные стены не могли служить ей преградой. Она не покидала своей камеры уже много дней и тем не менее совершила решающее путешествие к открытию…
Невероятной чередой перед ее мысленным взором поднимались и падали неисчислимые возможности, как пузырьки в шампанском. Эти пузырьки не подчинялись ее воле, словно некое божество предоставляло их в ее пользование для раскрытия безграничного царства сменяющих друг друга возможностей. Она провела всю свою жизнь в попытках раскрыть сокровенную сущность вселенной, а теперь оказалась обвитой величественным коконом связующих нитей, путеводных шнуров и идей.
Она могла издали наблюдать за Адриеном, смотреть на него сверху, как благоволящий ангел-хранитель, она видела, как он, не жалея сил и времени, работает на благо корпорации «ВенКи». Умный, способный, проницательный — достойный потомок ее и Аурелия.
Как раз сейчас, стоя снаружи и дыша нормальным воздухом, Адриен всматривался в бак сквозь его прозрачные, замутненные парами меланжи плазовые стенки. Он пытался разглядеть мать внутри бака, убедиться, что она еще жива. Она понимала, что он сильно беспокоится за нее, что он не способен понять, как может она отказываться покинуть добровольное заточение, почему она не принимает еду и почему не отвечает… и отчего так сильно изменилось ее физическое тело. Когда у нее будет достаточно времени, когда она сможет сосредоточиться, то пошлет сыну сигнал, чтобы ободрить его, чтобы начать общаться с ним, хотя сейчас ей казалось невероятно трудным так тратить энергию. Ей было, кроме того, трудно сделать свои мысли и слова доступными… не только для Адриена, но и для кого бы то ни было, кроме нее самой.
Управляя подачей меланжевого газа нажатием на клавиши панели кончиками пальцев — которые соединялись теперь… перепонками? — Норма продолжала увеличивать концентрацию пряности в воздухе камеры. Пары клубились вокруг нее, как густой оранжевый суп с острым запахом корицы.
Разум становился мощнее, шире и приобретал господствующее положение, но все остальное тело постепенно атрофировалось. Трансформация шла в весьма интересном и примечательном направлении — туловище, руки и ноги усыхали, а мозг увеличивался. Что еще более примечательно — череп не сдерживал этот рост, так как увеличивался в объеме сам.
Одежда рассыпалась в клочья под воздействием едких паров меланжи. Но она не была больше нужна Норме. Новое тело было гладким и асексуальным, оно превратилось всего лишь в сосуд для хранения расширявшегося сознания.
Она покоилась на принесенной подушке, но в принципе Норма перестала чувственно воспринимать окружающие предметы. Прекратилось отправление большинства физиологических функций. Она больше не испытывала потребности в пище и питье, перестала выделять шлаки.
Понимая, что сын хочет видеть ее, она приникла к прозрачному плазу своей камеры. Норма была в состоянии ощущать присутствие Адриена, она чувственно воспринимала его мысли, знала о его заботах. Она видела его прищуренные глаза и немного расширенные зрачки, морщины на его лбу и в углах рта, словно нарисованные искусным художником. Видела она и капельки холодного пота, выступившие у него на лбу.
Она отмечала игру выражений его лица, и это напоминало ей о долгих разговорах, которые они вели в прошлом. Своим расширенным сознанием Норма восстанавливала и упорядочивала эти воспоминания об их бывшей душевной близости. Сопоставляя слова, которые он произносил, с выражением лица, она могла теперь читать его словесные выражения по его мимике.
Ах. 'Она поняла. Сейчас Адриен думает, как поступить, чтобы помочь ей. Рядом с ним стояли еще три человека, и Норма могла по губам читать их слова. Они хотели проникнуть в камеру, извлечь оттуда Норму и оказать ей медицинскую помощь. Она слушала их, но не соглашалась что-либо делать.
Доверься мне. Я знаю, что делаю.
Но он не мог понять ее совершенно отчетливые, как ей казалось, мысли. Адриен Венпорт рвался на части от нерешительности — очень необычное для него состояние.
В своем меланжевом трансе Норма замечала малейшие нюансы поведения сына, ясно видела блеск его глаз, очертания красиво изогнутых губ. Вспоминал ли он их прежние беседы? К ней эхом возвращались ее собственные слова. Меланжа усилит мои способности к предзнанию и позволит мне — а за мной последуют и другие — осуществлять безопасную навигацию на свертывающих пространство кораблях, вести спейсфолдеры через искривленное пространство-время. Я предвижу опасности раньше, чем они появляются реально, и могу поэтому избегать их. Это единственный способ быстро реагировать на непредвиденные ранее обстоятельства. Отныне двигатели Хольцмана перестанут быть ненадежным и опасным средством перемещения в космосе. А это изменит… все.
У меня в руках ключ от вселенной, но вы должны дать мне закончить опыт.
Норма пыталась вспомнить, как управлять мимикой, как отразить на лице безмятежное, умиротворенное и спокойное выражение. Надо дать понять Адриену, что она в полной безопасности и контролирует ситуацию. Когда она пыталась говорить, то ей самой казалось, что звуки искажаются толстым слоем воды.
— Я хочу находиться здесь, сынок. Каждый следующий миг приближает меня к поставленной цели, к тому совершенному состоянию, которое позволит безопасно управлять в космосе нашими спейсфолдерными кораблями. Не волнуйся и не тревожься за меня. Доверься моим видениям.
Но в меланжевой камере не было передающих устройств — это был досадный недосмотр, она отчетливо поняла это, — и сын не мог слышать ее. Однако она надеялась, что он поймет смысл ее обращений. И Адриен действительно каким-то непостижимым образом всегда мог понять Норму.
В конце концов, он всегда был холодным и расчетливым прагматиком. Он знал, сколько времени его мать обходится без воды и пищи. Не важно, что она говорила до того, как вошла в камеру. Это не повод довериться ее словам и махнуть на нее рукой. Однако он все равно колебался, в глубине души все же доверяя гению матери и ее пониманию смысла своих действий. Но все имеет свои пределы…
Было ясно, что мускулистые помощники собирались силой извлечь Норму из ее добровольного заточения. Люди держали в руках тяжелые инструменты, с помощью которых рассчитывали открыть дверь или просто вскрыть камеру. Несколько врачей утверждали, что Норма уже не может жить, проведя столько дней без воды и пищи. И опять его мама сделала то, что все остальные считают невозможным.
Но за все на свете приходится платить. Глядя на нее сквозь прозрачный плаз, Адриен с ужасом видел, как разительно изменились формы ее тела, видел ту эволюцию, какую претерпела безупречная до того фигура.