Юноша огляделся, однако ни единого демона не узрел, хотя комната и была утоплена в табачном духе и пыли.
– Где же сейчас сей аббат?
– Небось подумали, что его таки умыкнули демоны? Нет-нет, он пребывает в Одервальде и, говорят, весьма далек от излечения. Тем не менее, исходя из познаний и опыта своего, успел он написать книгу под названием «Удивительные способности демонов», выдержавшую уже не одно издание и благословленную епископом. Ах, вот и нашел я, что искал. Как там сказано было? Третья Книга Марцина Фруде? Давно, давно ознакомился я с нею, да и позабыл за ненадобностью… Однако не хотите ли вы вина?
– Нет, благодарю вас, - отвечал юноша на неожиданный всплеск гостеприимства.
– А я так немного промочу глотку, - сказал Альгиус, оставил книгу и добыл где-то среди утвари узкогорлый кувшин. Напившись прямо из рыльца, он примостил его поодаль и продолжил:
– Познания мои, как вы уже могли судить, разрозненны. В голове моей словно бы университетская библиотека, которую налетевший вихрь смешал с библиотекою монастырскою, окропив все сверху вином. Некие страницы напрочь изорваны, иные запятнаны так, что и прочесть нельзя, какие-то совсем затерялись, но если есть великая нужда, можно и порыться - вдруг что-то полезное отыщется… Вот уже сколько узнали вы обо мне, любезный мой Фолькон!
Прибавлю, что мне также тяжки
Девицы уличной замашки,
Курв старых крашеные ряшки
И фат, в свои влюбленный ляжки;
Претит мне - о святой Авон! -
У тучных женщин узость лон,
Под ноль стригущий слуг барон;
И бденье, если клонит в сон, -
Вот худший для меня урон.
Молодой человек улыбнулся и сказал:
– Некоей фривольностью преисполнены прочитанные вами стихи, и вы ошибочно полагаете, что я не знаю таковых. Ан нет! Чем же я хуже вас? Мне тоже многое не по нраву!
И Фолькон изрек в ответ:
– Претит мне средь зимы деревней
Плестись, коль нет приюта мне в ней
И лечь в постель с вонючкой древней,
Чтоб в нос всю ночь несло харчевней;
Претит - и даже мысль мерзка! -
Ждать ночью мойщицу горшка;
И, видя в лапах мужика
Красотку, к ней исподтишка
Взывать и тщетно ждать кивка.
К собственному недовольству, при последних строках юноша покраснел, как с ним частенько водилось, но Альгиус не обратил на то внимания, захохотал и сказал:
– Да вы парень не промах, если только позволите говорить о вас подобным образом, хире Фолькон! Но что же, эта странная секта, каковую основал Марцин Фруде, до сей поры существует?
– Я понимаю, что так, - кивнул Фолькон, несколько сбитый с толку обыкновением Альгиуса то и дело переводить разговор с одного предмета на совершенно иной, порою весьма далекий от первого.
– Как это грейсфрате не добрался до нее… хотя нагородил этот Фруде столько, что и сам дьявол не разберет, пускай он и мудрец первостатейный, равно как и его присные, обладающие глубочайшими знаниями обо всем. Ни один богослов не может истолковать писание лучше них, ни один адвокат лучше них не знает законов и установлений, ни один лекарь или философ лучше них не разбирается в строении человеческого тела или в силе камней и металлов, птиц и рыб, деревьев и трав, земли и небес. Вот тем временем и толкование. «А кто поймет, тот восплачет, ибо ничего сделать нельзя». Что ж, так и есть. Почтенный Гофрид, коего, кстати сказать, подвесили за детородный орган, а после того вливали ему в задний проход кипящее олово, покамест он не помер, писал вот как: «Сие пророчество ведомо немногим, но суть его как бы на поверхности и ничего благого не предвещает. Правда, нет оснований утверждать, что Марцин Фруде, прозванный такоже Люциусом, на самом деле создал некое учение, внимания достойное, а не просто очередную усладу для сонмища еретиков, как уже делали до него и Стапириус, и Шепп, именуемый еще Оборванцем…» Пусть у меня отвалится нос, ежели я знаю, кто они такие, эти двое, - поразился Альгиус. - «Я уделяю этому пророчеству столь много внимания лишь потому, - пишет далее Гофрид, - что некоторые иные тексты, что принадлежат перу Марцина Фруде, не лишены разумения и достоверности и демонстрируют недюжинные знания, их автором полученные и сохраненные».
– И это все?!
– А разве я не нашел ответа на ваш вопрос? Тут нет ничего про нетопыря и долгоносика, ну так и видеть их не хочу. Чтобы далее искать, надобно желание, а у меня оно отсутствует, хире Фолькон. Поступим вот как: благо дел у меня особенных не намечено, посижу я сегодня ночью над книгами и ежели отыщу что потребное к случаю, то и хорошо. Недурно бы, конечно, вознаградить меня за усердие - так и передайте хире Бофранку, тем паче за ним числится долг за толкование. Мне как раз приспела пора платить за жилье.
Юноша принялся искать свой кошелек в желании уплатить Альгиусу, не перелагая это бремя на плечи Бофранка, но обнаружил - к унынию - лишь кожаные завязочки, которыми тот крепился к поясу. Кто и когда успел украсть кошелек, Фолькон только диву давался.
– Что, нету? - спросил Альгиус. - Нет причин тому удивляться, хире. Земли наши таковы, что человеку простому тут и шагу не сделать. Не горюйте: в утешение могу сказать вам, что укравший ваши деньги уж точно не снесет их в церковь на потребу толстым фрате, а истратит как положено - на выпивку и еду, а то и платье прикупит, дабы сокрыть наготу свою… Чем не благой поступок?
Альгиус отпил еще немного вина и задумался. Помолчав, он сказал доброжелательно:
– Не вышло бы беды, ибо смеркается… Вам нужен провожатый, а мне недосуг.
Выглянув в окно, Альгиус громко свистнул. Видимо, внизу кто-то появился, ибо Альгиус велел ему подняться. Это оказался не кто иной, как давешний бродяга, что пожирал мясо в «Пропитом мече». Никакой злобы он не выказывал и на просьбу Альгиуса сопроводить почтенного хире до мест приличных и безопасных тут же согласился.
– Не беспокойтесь, хире Фолькон, поскольку вы мой гость и добрый приятель, никто вас не обидит, - сказал Альгиус юноше. - Сей чудный муж, чьего имени знать вам не стоит, оградит вас от любой напасти, да и кошелька у вас все равно уже нету.
Так и случилось: бродяга следовал рядом, бормоча что-то себе под нос и зорко осматриваясь по сторонам, и спустя совсем немного времени юноша уже вышел к длинной стене арсенала, у которой горел первый фонарь. Что-то буркнув на прощанье, бродяга скрылся в наступившей темноте, а Фолькон поспешил вперед, к свету и покою, обнаружив в довершение всего, что чудным образом лишился еще и пистолета.
Они нахально заявляли везде, что одержали верх, и в этом смысле писали в разные места письма.
фра Бенедетто. Vulnera Diligentis
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,
в которой мы узнаем о дальнейшей судьбе Хаиме Бофранка и о том, что произошло спустя некоторое время после его встречи с упырем
Ранним утром тело Хаиме Бофранка обнаружила старая стряпуха, собравшаяся на рынок. Субкомиссар лежал, опрокинувшись навзничь и разбросав руки; пистолет откатился в сторону, тут же чернел и погасший факел. Платье Бофранка было сплошь перепачкано грязью, а сам он был без малейших признаков сознания, разве что слабо, почти совсем незаметно дышал.