— Погоди, — Зарецкий обернулся к Рыбникову. — Может, я чего не понимаю… В прошивке есть команда на отключение. Разве ты не можешь сказать «девятой плюс», чтобы она э-э… перестала?
Рядом фыркнул Михаил.
— Это первое, что он сделал, идиот…
— Это первое, что я сделал, — подтвердил Рыбников. — Не проходит команда. Операторы говорят, наверное, от перегрузки забило канал. А если с ручного кодера — танки экранируют.
— Хорошие танчики, крепкие, — удовлетворенно сказал Зарецкий.
Он тоже приложил ухо к стенке.
— Ку-ушают, твари… Сидят там, как в консервной банке, и жируют. Рыбка плавает в томате, ей в томате хорошо… Только я, едрена матерь, места в жизни не нашел…
— Экий ты самокритичный, — сказал Михаил. — Ничего, я еще подумаю, где оно, твое место… Кушают, значит. Питания нет, а они кушают… Стоп! А что они там жрут?!
— Инерция, — буркнул Рыбников. Оглянулся на старшего и крикнул: — Ну?!
— Шпарят! — отозвался тот. — Мы все отрубили! А они… Слушайте, шли бы вы оттуда, а?!
— Не могут же они грызть танки… — пробормотал Михаил. Он похлопал ладонью по стенке, та не издала ни звука. — Я эти лично заказывал, — сообщил он горделиво. — Нигде в мире таких хороших танков нет. Не станет «девятка» их жрать!
— Да мы ни черта не знаем, чего она станет! Чего она там себе думает! — выпалил Рыбников. — Я тебе это сто раз говорил! Нам их еще тестить и тестить!..
— Успокойся, — бросил ему Зарецкий. — Если бы боты разбирали танки, они бы уже посыпались наружу.
Тут доктор сильно ошибался. Даже с отключенным питанием три белые цистерны были для «девятой плюс» как холодный, но все-таки родной домик. Ботов загрузили в какой-то на редкость недружелюбный организм, им предстоял выход из единственного более-менее комфортного места, и они оттягивали этот момент до последнего. Поэтому головастики равномерно выедали танки изнутри по всей поверхности. Благо стенки цистерн были очень толстые, многослойные, и материал — для разгона в самый раз.
Маленький серебристый вертолетик сидел теперь над дверью тамбура. Он заблаговременно покинул рельс и добрался до самого удобного выхода. Рассыпаться и заново собираться, чтобы пролезть через дырочки в уплотнителях, означало тратить силы, а тут его и так выпустят.
Когда побегут.
— Лично я, — сказал Зарецкий, — согласен с Михаилом Борисычем. Не паникуй. Ничего фатального не происходит. Это сбой, конечно, но у Деда выскакивали такие косяки прямо на потоке, что весь институт лихорадило. Теперь, слава богу, не так!
— А чего у тебя морда красная? — спросил вдруг Рыбников. — Огреб наконец-то за все хорошее?
— Красная? — деланно удивился Зарецкий и пощупал лицо.
— Мне нравится, — Рыбников усмехнулся и пошел к терминалу.
Михаил повернулся к танку спиной, глянул на Зарецкого и удовлетворенно хмыкнул.
— На самом деле, — сказал он в спину удаляющемуся Рыбникову, — чего греха таить, у нас сегодня большие неприятности. Но мы справимся!
И тут центральный танк обрушился на него, как гора растаявшего мороженого.
Через секунду развалился левый.
И сразу за ним — правый.
Глава 33
Когда в здании истошно завопила сирена, Леха шел по крыше Нанотеха. Тут было совсем темно и следовало глядеть под ноги — перебравшись через бортик, он первым делом сшиб консервную банку, набитую окурками. Это его обрадовало: раз сюда люди ходят, значит, и выходят.
Он не рискнул спуститься: на уровне третьего этажа громоотвод выглядел слегка надломленным, а Леха был еще слабоват, чтобы изображать провинциального спайдермена, если прут внезапно лопнет. До крыши ему показалось и ближе, и надежнее.
Он подошел к надстройке и дернул ручку двери: вдруг не заперта? Если бы… Леха пошарил по карманам. Его так стремительно волокли в кабинет к Михалборисычу, что даже толком не обыскали, только сорвали телефон с руки и бэдж с груди… Откроет его пропуск эту дверь? Сейчас узнаем.
Замок щелкнул.
Леха ступил на лестницу, ведущую вниз. Ему именно туда и надо — вниз до самого конца. Где-то там ребята. В здании наверняка большая суматоха, что-то стряслось — не по нему же ревет сирена, — и он этой суматохой воспользуется.
Ах, если бы не одышка. Если бы не эти позорно трясущиеся ноги: лазать можно, ходить трудно, держать равновесие никак не получается… Зато вертолетики на свободе.
Вот же странный человек Мария: обламывается на каждом шагу, а всегда права — сказала, что от меня не отстанут, и не отстали ведь. И не отстанут, пока во мне будет жить «пятерка». Что-то надо придумать. Ладно, увидимся с вертолетиками — обсудим.
В том, что он с вертолетиками еще встретится, Леха был уверен.
Эти не пропадут.
* * *
Сирена так и подбросила Петю. Он вскочил на ноги. Семенов даже не шелохнулся.
Петя решительно направился к двери.
— Ты куда? — спросил техник. — Это не пожарная.
— А-а… Да я…
— Это авария в центральном зале, — спокойно пробасил Семенов. — Прорвало там. Сейчас будут дыры затыкать. Нас позовут, когда понадобимся. Мы по аварийному расписанию обязаны сидеть тут. Вот и сиди. Жди команды.
— Да мне в туалет, — сказал Петя.
— Опять?
— Ну…
— А ты вон в раковину.
— Да мне…
— А я не брезгливый, — сообщил Семенов и уткнулся носом в журнал.
Петя, закусив губу, вернулся на место.
* * *
— Серая!!! — истерически визжал кто-то. — Серая!!!
Эта штука и правда была серая. А еще она громко шуршала и временами отчетливо булькала.
Нехорошо булькала. Хищно как-то. Прямо будто голодная.
Операторы центрального зала всей толпой лезли на галерею по главной лестнице, толкаясь локтями и мешая друг другу. Их старший рискнул метнуться вдоль стены к боковой лесенке, обгоняя серую волну, растекавшуюся по полу, — и спокойно поднялся наверх. Теперь он ждал у тамбура, распахнув дверь, и молча глядел на своих людей. Они успеют.
Рыбников тоже успел отбежать и теперь стоял на другой лесенке. Внизу только что было по щиколотку, а теперь едва не по колено.
В центре «ямы» неспешно оседала, растекаясь, громадная серая куча. Из нее вынырнул Михаил и погреб к стене. Плыть в ботах было как в сметане, директор еле двигался.
Зарецкого вынесло почти к самой лестнице. Он лежал на спине, отчаянно молотя руками и ногами, боясь перевернуться носом вниз.