Все оттенки черного - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Панов cтр.№ 21

— Проходи. — Продолжая перебирать четки, Константин плюхнулся в свое кресло и только теперь увидел глубокие царапины на лице секретарши. Он подскочил: — Леночка, что случилось?

— Я отвлеклась и чуть не попала под машину.

— Правда?

— Так я сказала сотрудникам.

— А на самом деле? — насторожился Куприянов.

— На самом деле, — Леночка продолжала стоять, и Константин видел, что она еле сдерживает себя, — на самом деле вчера вечером меня навестил высокий, очень сильный старик в черных очках. Знакомая фигура?

Константин удивленно покачал головой, и девушка, прекрасно знающая шефа, поняла, что он не врет.

«Уже хорошо, значит, в самом плохом случае это происки его благоверной».

— Значит, ты не знаешь старика в черных очках?

— Я же сказал, что нет, — резко ответил Куприянов и положил четки в карман. — Чего он хотел?

— Он пришел вечером и ультимативно потребовал, чтобы я… чтобы я уволилась из фирмы. Отправила курьером заявление по собственному желанию и уже сегодня не выходила на работу.

— Что?!

Леночка рухнула на стул и расплакалась. Константин выскочил из-за стола, подбежал к девушке и обнял ее за трясущиеся плечи.

— Девочка моя, маленькая, глупая девочка, почему ты сразу же не позвонила мне?

— Я испугалась, — рыдала Леночка, — я страшно перепугалась, он был такой грозный, жестокий, я не знала, что делать! Я не спала всю ночь, а утром помчалась в офис, я хотела сама тебе все рассказать!

— И что произошло?

Придя в себя после истерики, Леночка уже успела обдумать случившееся и решила, что стала жертвой гипнотизера. Или ей подбросили вызывающий галлюцинации наркотик. Другого объяснения странному происшествию просто не было.

— Я не видела его, возможно, он прятался за машинами, а когда я проходила мимо, схватил меня и хотел вытолкнуть на дорогу, прямо под колеса грузовика! Я боролась с ним!

— Леночка, девочка… — волна нежности нахлынула на него, и Куприянов поцеловал глубокие царапины на лице девушки, ее заплаканные глаза, мокрые от слез щеки.

Мягкие губы Леночки нашли его, он почувствовал жаркое дыхание и ответил на страстный поцелуй.

— Мне было так страшно. — Девушка тесно прижалась к Куприянову, шелковистые светлые волосы щекотали лицо.

Он поцеловал ее волосы, еще крепче обнял Леночку.

— Ничего не бойся. Маминов разберется с твоим стариком. Кроме очков, ему потребуются костыли. Или инвалидное кресло.

Девушка слабо улыбнулась.

— Костя, я хочу тебя. Очень хочу.

— Я… — На столе Куприянова зазвонил телефон. — Это, должно быть, Штанюк.

— Забудь о нем. — Она потянула его пиджак.

— Это очень важно. — Он поднял указательный палец. — Ты же умная девочка.

— Да, — послушно кивнула она, — но сегодня…

Телефон снова подал голос.

— Я поговорю с Маминовым, его ребята отвезут тебя домой и подежурят у подъезда, пока все не утрясется. Сегодня у тебя выходной. Приведи себя в порядок.

— Я хочу тебя, Костя, — тихо повторила Леночка, Куприянов ласково поцеловал ее в голубые глаза.

— Я приеду за тобой в четыре часа. Вечер мы проведем вместе.

— Правда?

— Я обещаю.

Леночка наградила его длинным страстным поцелуем, и Константин бросился к надрывающемуся телефону:

— Григорий, это ты?

Вера

Частная психиатрическая клиника Талдомского оказалась выстроенным в современном стиле особняком, прячущимся за довольно высоким забором и густыми деревьями. А сам профессор — маленьким, полным бодрячком с кудрявыми седыми волосами и очень внимательными глазами. Вера заранее созвонилась с ним, предупредила о своем визите, и охранник сразу же проводил посетительницу в кабинет владельца клиники.

Хороший кабинет, дорогой. Обставленный hi-tech мебелью, с массой хромированных деталей, пластиковыми поверхностями, причудливыми светильниками и украшенный абстрактными картинами. Вере кабинет не понравился. А вот профессор, Яков Исаакович, производил приятное впечатление грамотного профессионала.

— Честно говоря, я пребываю в некотором смущении, — призналась Вера, расположившись в изогнутом кресле. — Я не предполагала, что пси… простите, что ваши пациенты могут так свободно общаться с внешним миром.

— У нас не тюрьма, — вежливо улыбнулся Талдомский, — большинство наших гостей очень обеспеченные люди, которым по разным причинам требуется квалифицированная поддержка. Стрессы, депрессии, фобии. Часть из них обратилась к нам самостоятельно, вполне отдавая себе отчет в своем состоянии. Других поместили родственники, но все они члены общества. Все они любимы, у всех у них есть семьи, просто в настоящий момент им требуются мои услуги. О которых никому не будет известно.

— Я понимаю, — кивнула Вера. — А что вы скажете об Ивове?

— Аркадий? — Внимательные глаза Якова Исааковича погрустнели. — Аркадий пережил сильнейшее потрясение, о котором он упорно не желает говорить. Он необычайно талантлив… Вы видели его работы?

— Только портреты.

— Даже в них есть искра, — вздохнул Талдомский. — А его основные работы просто поражают. Бьют прямо в душу. Аркадий работал на грани гениальности и безумия, на грани света и тьмы. Он балансировал, очень уверенно балансировал на этом лезвии, пока что-то не толкнуло его во мрак. Он не говорит, что. Он замкнулся. И я, признаюсь откровенно, очень обрадовался, когда узнал, что он направил вам письмо. Скажу более, если бы вы не позвонили, то завтра я бы сам разыскал вас.

— Это так важно? — немного помолчав, спросила Вера.

— Я надеюсь, что это важно, — развел руками Талдомский. — Вы стали первым человеком, а если быть точным, первым предметом, только не обижайтесь, к которому он проявил хоть какой-то интерес за много месяцев. С тех пор как с ним произошло несчастье, Аркадий занимается только одним.

— Чем?

* * *

Палата была необычайно просторной, метров сорока, и щедро залитой солнечным светом, дальняя стена представляла собой одно огромное окно.

«Аркадий хотел, чтобы его пристанище напоминало студию, и мы пошли ему навстречу».

В углу, у окна, стояла широкая кровать с черным балдахином, в другом углу маленький столик, торшер и два глубоких кресла, в которые так хорошо проваливаться вечером, с книжкой в руках. Но книг не было.

Все остальное пространство палаты занимали мольберты…

«Два, четыре… кажется, всего семь»…кисти, краски, разбросанные прямо на полу, и многочисленные рисунки, на мольбертах, на стенах, на полу, выполненные маслом, углем, карандашом, на холсте, на ватмане…