— Стелла, я не улавливаю в твоих словах смысла.
— Подожди.
Она взмахнула рукой, набирая телефон Урсулы, которая взяла трубку после первого гудка.
— Урсула, это летнее солнцестояние! Оно будет послезавтра!
Она говорила быстро, слова цеплялись одно за другое. Кит жестом показал, чтобы она успокоилась и говорила медленнее.
Стелла вздохнула и начала снова, делая паузы между словами:
— Весы на витраже в Бидзе и знак Весов, начертанный на обратной стороне медальона, показывают одно и то же. Они взвешивают день и ночь, а не солнце и луну. В самый длинный день свет максимально превосходит тьму. Как это соотносится с собаками и летучими мышами?
— Подожди, я проверю.
Прошло несколько напряженных секунд, Стелла слышала, как стучат клавиши, гудит компьютер, Урсула что-то крикнула Мередиту, а потом наступила пауза.
Наконец Урсула охрипшим голосом проговорила:
— Девятый Ок, восемнадцатый Соц — это двадцать первое июня две тысячи седьмого года. Иными словами, послезавтра. Я не понимаю, почему мы не разгадали это раньше.
— Не важно, теперь дата у нас есть. И время. На витраже дракон встает на рассвете того дня, когда половинка луны находится в созвездии Девы. Таким образом, у нас есть тридцать шесть часов и около двадцати минут. Остается лишь найти место.
— И это не Белая лошадь?
— Череп так не думает.
— Тогда мы застряли, поскольку в рукописи ничего нет, а мы перевели все, что ты успела расшифровать. — В первый раз Стелла уловила панические нотки в голосе Урсулы. — Мередит уехал в город, в Бодлианскую библиотеку,
[22]
чтобы проверить некоторые символы, но я не питаю особых надежд. Оуэн не знал места до того, как отправился в Новый Свет, он сам это написал в своих дневниках.
— Значит, он нашел его до своей смерти. У нас осталось еще четыре тетради. Я вернусь домой и закончу расшифровку. Мы обязательно найдем ответ.
Было десять часов вечера за день до солнцестояния, и Стелле оставалось расшифровать еще одну страницу.
Она была одна в кабинете; Кит ушел спать, Урсула продолжала работать в своей спальне; если они находились рядом, то мешали друг другу.
Снаружи уже было темно. Взошла луна в первой четверти. Половина лунного диска виднелась над дальней линией горизонта, ярко выделяясь в слабом сиянии звезд.
Последняя страница подрагивала на экране.
«12 марта 1589 года, от Фрэнсиса Уокера, который прежде был другим человеком, моя благодарность за все, что вы сделали…»
Она не могла сосредоточиться. Череп стоял на письменном столе на всеобщем обозрении; Кит попросил, чтобы она поставила его именно здесь. Голубые глаза наблюдали за ней с неизменной внимательностью и казались такими живыми, что ей было немного не по себе.
— Ты похож на моего деда, — сказала Стелла вслух. Это не вполне соответствовало истине, но из всей семьи именно дед по материнской линии был на нее похож. В течение шестидесяти лет он выращивал овец в Инглборо, летняя жара сменялась зимними снегами, и в самом конце, когда Стелла была еще совсем маленькой, а он старым, ей казалось, что погода забрала у него всю плоть, и лишь сморщенная коричневая кожа покрывала череп.
Из туманных глубин ее памяти дед ей ответил:
— Тебе нужно проснуться, дитя. Сейчас не время спать.
— Я не сплю. Я работаю. Это только кажется, что я сплю.
— Нет.
Теперь это был другой голос. Стелла заморгала. На месте деда появилась молодая женщина, похожая на нее. Но все же другая, темные волосы заплетены в косы, свисающие до локтей, а кожа скорее коричневая, чем белая.
— Ты спишь, и тебе нужно проснуться, в противном случае все было напрасным. Проснись немедленно!
Она хлопнула в ладоши.
Кабинет был заполнен дымом, ползущим по полу, клубящимся возле ножек ее стула. Каменный череп оставался в темноте, в его глазницах не мерцал свет. Плоский экран компьютера потемнел, он отключился.
Стелла потерла глаза и глубоко вздохнула. В голубой части ее разума череп выпал из глубокого сна.
Желтая пелена его паники встретилась с ее собственным ужасом. Она схватила ноутбук, побежала к двери и во всю силу легких закричала:
— Пожар!
ГЛАВА 24
Тринитпи-стрит, Кембридж, Англия
Канун Рождества 1588 года
Доктор Барнабас Тайт, ридер
[23]
физики и философии, заместитель ректора колледжа Бидз в Кембридже, наслаждался теплом камина в благословенном одиночестве собственных покоев, когда в дверь постучали.
Он не отреагировал, поскольку полностью погрузился в размышления относительно письма. Постепенно он все больше привыкал к одиночеству. Его жена умерла так давно, что он вспоминал о ней лишь ночами, когда город спал, окутанный тишиной, а он сам лежал, не в силах спрятаться за пологом сна. Боль потери все еще не отпускала; Элоиза была его другом и доверенным лицом, а не только партнером в постели, но теперь на смену острому горю пришла тупая щемящая тоска, ставшая частью его существования.
Прежде он сетовал на отсутствие детей и даже подумывал о том, чтобы жениться еще раз, но ни одна из знакомых ему женщин не могла сравниться с Эллой умом или остроумием — а те, что могли бы стать неплохими подругами, неизменно выбирали мужчин более известных — во всяком случае, с более высоким доходом. Так или иначе, но он понял, что любит свой бессмертный колледж больше, чем мог бы любить другую смертную женщину. И он принял решение служить камням и зданию, студентам и преподавателям, и с тех пор его жизнь стала более счастливой.
Когда Тайта назначили проректором, начались разговоры о том, что без жены мужчина не может быть полноценным — кто будет следить за домом? — но теперь, через три года после вступления его в должность, те, кто любил брюзжать, обратили свое внимание на других, а он, в отсутствие подходящей женщины, которая могла бы приглядывать за слугами и следить за разнообразием его меню, вернулся к старой практике. Теперь он брал к себе на постой студентов, и по мере того, как переходил от среднего возраста к почтенному, ему все больше нравилось общество молодых людей.
И все же он наслаждался спокойствием праздников, да и с проблемами по дому справлялся легко. Вот почему он отпустил тех слуг, которым хотелось вместе с родственниками посетить мессу, чтобы возблагодарить Господа за то, что английские войска под предводительством лорда Говарда и знаменитого Дрейка сумели разгромить испанскую Армаду короля Филиппа, освободив тем самым Англию от армии герцога Пармского.