Код Майя: 2012 - читать онлайн книгу. Автор: Аманда Скотт cтр.№ 40

— Ваш дом, в отличие от остальных, не выкрашен в красный цвет. Вы сами так захотели?

— Разумеется. Как только решил здесь поселиться, я попросил об этом Диего и Доминго. Они покрасили его известковым раствором, приготовленным по моему собственному рецепту, и подновляют каждый год в один и тот же день.

— Но все остальные дома в городе продолжают красить в цвет крови. Это напоминание о человеческих жертвоприношениях или…

Оуэн не имел в виду ничего плохого, он лишь повторил то, что говорила вся Испания про жителей этих земель, но лицо священника неожиданно потемнело и стало пугающе грозным.

Тихо, ядовито Кальдерон сказал:

— Мои дети не убивают и никогда не убивали других людей, чтобы умилостивить своих богов. Они невежественны, но не варвары, в отличие от их врагов, живущих на северо-западе, племени калхуа-мексика, известных тем, кто сюда приезжает, под именем ацтеков, которых так успешно привел к Богу его светлость Кортес и чье золото теперь принадлежит его элегантнейшему испанскому величеству.

Двенадцать лет, проведенных Оуэном в Кембридже, научили его тому, что искреннее проявление невежества — лучшее средство против гнева тех, кто любит всегда быть главным. Поэтому, слегка склонив голову набок, он спросил:

— В таком случае почему они выбрали столь ужасный цвет для своих домов?

Священник наградил его не слишком любезным взглядом. Громадный серебряный крест задрожал на его необъятной груди.

— Будучи более предусмотрительными и не такими дикими, как их соседи, жители Замы решили, что, если они выкрасят свои дома в кроваво-красный цвет, все будут думать, что они ничем не отличаются от туземцев, поклоняющихся дьяволу, чей путь залит человеческой кровью, которую они проливают на жертвенных алтарях. Имитируя их обычаи, мои дети рассчитывают удержать врагов от нападения на город… Спасибо, Диего. Входи, пожалуйста.

По его приказу туземец со шрамом — Оуэн не верил в то, что имя Диего дано ему было при рождении, — скользнул, словно тень, сквозь занавес из травы, висевший на двери. В руках он держал поднос, на котором стояли три глиняные чашки и открытая бутылка вина.

Священник обращался с ним, как лорд со своим слугой, как с упрямым ребенком, которого видят, но не желают слышать. Оуэн был бы рад вести себя так же, но пронзительные глаза прожигали дыры в его мозгу и заглушали звучавшую в нем песню голубого камня.

Он с усилием взял свою чашку с подноса и снова посмотрел на священника.

— У них получилось? — спросил он. — Им помогло то, что они выкрасили дома в красный цвет?

— Я здесь уже почти десять лет, и единственный враг, с которым нам пришлось сразиться, это оспа. Таким образом, можно сделать вывод, что они добились того, чего хотели, — совершенно нелогично ответил священник. — А сейчас нам нужно поднять вашего капитана с колен, иначе нам не удастся найти на полу свободного пространства, чтобы поставить стол. Ну, вам удалось разгадать тайну мозаики, сеньор?

— К сожалению, нет.

Фернандес де Агилар поднялся с колен с видимой неохотой. Его глаза сияли возбуждением, которое было лишь слегка преувеличенным.

Отойдя на шаг от рисунка на полу, он сказал:

— Думаю, я начал что-то понимать, но пока у меня в голове полный туман. Сеньор Оуэн, не могли бы вы использовать свою логику врача и попытаться вникнуть в эти картины, прежде чем наш хозяин раскроет нам их тайну?

Седрик Оуэн, в голове у которого царила полная неразбериха из-за неприятного взгляда необычного мужчины со шрамом, не слишком охотно и думая о другом, подошел и встал перед изображением, изменившим навсегда его жизнь.

Издалека картинка напоминала работу ребенка, выполненную из камешков; случайная коллекция мелких камней, собранных из-за чистоты их цвета, а затем разложенных на площади примерно в четыре квадратных ярда в виде разных фигурок. Мужчины с выпученными глазами и диковинные животные извивались, сражаясь друг с другом, глаза горели огнем, зубы были оскалены, конечности переплетены в вечном противостоянии.

При ближайшем рассмотрении картинка оказалась более сложной. В центре был выложен костер из красных и желтых камней, очень похожий на настоящий. Его окружал тонкий круг из зеленых листьев. По периметру тянулась широкая полоса с изображением карты небес; созвездия и планеты располагались таким образом, что при внимательном рассмотрении становилось ясно, что в них заключен глубокий смысл.

Посередине, между огнем и небом, стояли две человеческие фигуры, застывшие в вечном равновесии. С одной стороны конфликт, война и страдание были изображены при помощи яростно сражавшихся между собой фигур. С другой — антитеза войне, летний луг с разноцветными цветами, слишком красивыми, чтобы давать им названия, и слишком многочисленными, чтобы пытаться сосчитать. В его центре стоял на коленях ребенок, окутанный мирным покоем уединения.

Эти две части разделяла тончайшая неровная линия, выложенная белыми и черными плиточками, вдоль нее шла другая линия из крупных жемчужин семи цветов радуги, с белой и черной, вместе, в самом конце.

В памяти Оуэна вдруг всплыла комната на верхнем этаже в парижском доме, запах жареных куропаток и груш и мягкий голос.

«Всего в мире девять цветов; семь цветов радуги, а также черный, принадлежащий темноте, и белый — свету. Голубому дано сердце зверя и сила вызвать остальные двенадцать частей духа и плоти, чтобы составить целое».

Именно в этот момент, захваченный воспоминанием, Оуэн совершил ошибку и поднял голову. Диего стоял в углу комнаты, словно невидимая тень, вооруженный безжалостными глазами-кинжалами, которые сверкали и вспыхивали не слабее, чем яркие камешки мозаики.

Под его взглядом было невозможно не увидеть правду, которая с такой очевидностью открылась ему.

— Мой Бог…

Это не было произведением ребенка. В одно короткое жуткое мгновение изображение превратилось в нечто совершенно иное.

— Что вы увидели, друг мой?

Фернандес де Агилар спросил это очень тихо, тем же голосом, каким разговаривал с ним на борту своего корабля утром. Он больше не рисовался и не устраивал представлений. Возможно, священник это заметил, возможно, его удивила перемена в испанце и его враче-англичанине, возможно, он планировал отнять у них жизнь, отправив на костер, — им было все равно.

Вопрос капитана заставил Оуэна заговорить.

— Я вижу мгновение перед концом света; последний вздох перед наступлением Армагеддона. Я вижу карту небес, где указана точная дата и время. И еще я вижу способ, при помощи которого можно надеяться остановить всемогущее зло.

Он поднял голову и посмотрел на священника. В Европе его сожгли бы на костре только за одни эти слова. Однако в глазах отца Кальдерона появилось задумчивое выражение, в них еще не зажглась ненависть или жажда мщения. Он поднял свой серебряный крест и поцеловал его.