— Очевидно.
Его лицо превратилось в неподвижную маску и на мгновение стало симметричным.
— Пожалуй, мне лучше сесть.
Кит покачнулся, опираясь на палки, выругался и, с трудом передвигая ноги, побрел к инвалидному креслу.
Стелла хотела, чтобы он с радостью принимал ее помощь. Он мирился с ней, но не скрывал своего неудовольствия, хотя и позволил ей довести себя до кресла и устроить там так, как ее научили в больнице. Кит не спорил, когда она положила каменный череп ему на колени, а потом долго смотрел на артефакт в холодном молчании.
Когда она уже решила, что напряжение прикончит их обоих, он поднял голову и в сопровождении стонов и скрипа новых колес подъехал на кресле к окну, где мог смотреть на воду.
Стол из ясеня остался между ними; их свадебный подарок друг другу, купленный в другом веке и другими людьми. Она присела на его край.
— Если ты его так сильно ненавидишь, мы можем выбросить его в реку прямо сейчас.
— А это гарантирует нашу безопасность?
— Дело только в этом? В нашей безопасности? Мне кажется, все гораздо сложнее.
Он резко развернул свое кресло.
— Кто-то пытался убить меня из-за него, Стелла. Куда еще сложнее?
— Так выброси его.
Они уже и раньше ссорились по этому поводу. Переход от ледяного холода к внезапному резкому раздражению был новым в нем, неожиданным и пугающим.
Стелла обнаружила, что сжимает руки, и заставила себя опустить их.
— Тони Буклесс сказал мне, чтобы я это сделала, — проговорила она. — Я пыталась, но не смогла.
— Но ты заставила его поверить, что сделала это. И меня тоже.
— Получается, что кроме всего остального я еще и врунья. — Она повернулась к нему, не скрывая своей обиды. — Я думала, ты будешь рад. Решила сделать тебе сюрприз, когда ты вернешься домой. Ты собираешься бросить меня из-за этого? В этом все дело?
Она не могла усидеть на месте, повернулась к нему и принялась расхаживать вдоль окна, наблюдая за студентами, игравшими в мяч на Коммон, мечтая вернуться назад и сделать все иначе. Она трижды прошла двенадцать шагов, прежде чем он заговорил, и его голос прозвучал так тихо, что его почти заглушал шум, доносившийся снаружи.
— Ты плохо умеешь врать. Тони не поверил, что ты его выбросила. Он считает, что ты влюблена в камень. Очевидно, он способен делать такое с людьми. И поэтому они умирают.
Звук его голоса, а не произнесенные слова заставил ее замереть на месте; он прозвучал тихо и хрипло, она никогда такого не слышала. Стелла повернулась. Его глаза покраснели, но он заставил себя посмотреть на нее.
— Ты плачешь?
— Пытаюсь не плакать.
— О господи, Кит…
Ей пришлось приподнять его из кресла, чтобы как следует обнять, В этом долгом, безмолвном мгновении было больше близости, чем за три недели, прошедшие после несчастного случая. Недостаточно, но уже кое-что.
Сквозь больничный дух пробивался его такой знакомый, привычный запах, который она любила. Она расстегнула его рубашку, прижалась носом к мягкой коже у него на груди и заговорила, обращаясь к его плоти, костям и сердцу:
— Когда Тони тебе сказал?
— Вчера вечером. Он вернулся, когда ты ушла домой. Он погладил ее по волосам, она сделала новую стрижку перед его возвращением домой, короче, чем раньше; меньше пальца на макушке. Он взъерошил их и поцеловал ее, и она почувствовала лишь половину его рта, которая действовала как нужно.
— Я обещал ему убедить тебя уничтожить камень, — сказал Кит.
— Кит, я…
— Я знаю, это было глупо, нужно было сначала поговорить с тобой. Но я не хочу, чтобы ты умерла, Стелла. Я слишком многого лишился, гоняясь за собственной мечтой. Я не хочу потерять еще и тебя. Мне этого не вынести.
Она подняла голову от его груди.
— Почему ты должен меня потерять?
— Потому что Седрик Оуэн написал свои строки не только из любви к поэзии, это наставление и предупреждение.
Он закрыл глаза и по памяти процитировал:
— «Найди меня и живи, потому что я твоя надежда в конце времен. Прижми меня к себе, как ты прижал бы свое дитя. Слушай меня, как стал бы слушать свою любовь. Верь мне, как своему богу — кем бы он ни был».
Он открыл глаза, сине-серые и прозрачные.
— «Прижми меня к себе, как ты прижал бы свое дитя. Слушай меня, как стал бы слушать свою любовь». Ты именно так поступаешь?
Она ничего не ответила; впрочем, в этом не было необходимости: Кит по-прежнему отлично ее понимал, даже не смотря на то, что она перестала понимать его. Он взял ее за руки, притянул к себе и прижал к груди, так что она видела только его глаза, широко раскрытые и серьезные.
— Стелла, каждый, кто когда-либо брал в руки этот камень, кого он не оставлял равнодушным, умирал. Я бы тоже умер, если бы в пещере не оказалось воды. Тебе грозит еще более серьезная опасность, потому что ты его полюбила.
Сильнее прижав ее к себе, он провел кончиком пальца по одному ее уху, потом по другому, и по ее спине пробежал обжигающий огонь, который проник в самую глубину ее существа.
В три прошедшие недели она отдала бы все, чтобы почувствовать это, сейчас же схватила его за запястье и сжала.
— Кит, послушай меня. Людей убивает не камень. Убивают люди, чтобы завладеть им или уничтожить его.
— Ты так думаешь?
Его рука неподвижно лежала в ее руке.
— Я не знаю. Возможно и то и другое. В пещере охотник за сокровищами хотел уничтожить камень, а не тебя. Я так считаю. — У нее все плыло перед глазами. Она посмотрела в окно и увидела пятна разных оттенков зеленого цвета. — Только полиция нам не верит. Они свели все к несчастному случаю. А спасатели думают, что мы парочка туристов, которые заблудились в новой пещере.
Кит нервно рассмеялся.
— Так что тот, кто это сделал, все еще на нас охотится. Он совершенно точно знает, кто мы такие, зато нам вообще ничего о нем не известно. Господи, я все испортил, верно?
— Ты не…
— Испортил. Из-за меня все случилось. Моя дурацкая мечта, мое стремление найти камень, моя идея свадебного подарка. Прошу тебя, давай не будем спорить. Если хочешь и дальше идти этой дорогой, можешь взять на себя ответственность с нынешнего момента, а до того она моя. Договорились?
— Договорились.
— Спасибо.
Он неуклюже развернул Стеллу, и теперь оба смотрели в окно, а потом Кит прижал ее к груди.
Внизу студент в соломенной шляпе катал в лодке группу туристов. Хвастаясь своей ловкостью, он греб одной рукой, а в другой держал полный бокал шампанского. До них долетели голоса американцев, восхищавшихся Речной комнатой, когда они проплывали под ней.