Янтарный телескоп - читать онлайн книгу. Автор: Филип Пулман cтр.№ 84

Не прошло и двух дней, как платформа для наблюдений была спроектирована, построена и поднята на место. Она получилась прочной, удобной и просторной, и, забравшись на нее, Мэри почувствовала себя счастливой по крайней мере в одном отношении – а именно физически. Сочная зелень листвы; яркая синева неба в прорехах кроны; легкий ветерок, несущий прохладу, и слабый аромат цветов, который радовал ее всякий раз, когда долетал до нее; шелест листьев, пение сотен птиц и отдаленный рокот волн на морском берегу – все это ласкало и убаюкивало ее, и если бы она могла позволить себе не думать, то целиком погрузилась бы в блаженство.

Но думать было необходимо – ведь ради этого она и очутилась здесь!

И когда она снова взглянула в телескоп и увидела неумолимое течение шрафа, частиц-Теней, ей показалось, что они уносят с собой счастье, жизнь, надежду… Она не понимала, что могло вызвать это движение.

Триста лет назад, сказали мулефа, – вот когда деревья начали хиреть. Скорее всего, Тени не знают границ между мирами; в таком случае похоже, что примерно то же самое случилось и в ее вселенной, и во всех остальных. Триста лет назад было основано Королевское общество – первое настоящее научное общество в ее мире. Тогда Ньютон совершил свои открытия в области оптики и гравитации.

А в Лирином мире триста лет назад кто-то изобрел алетиометр.

И тогда же в том странном мире, через который она проникла сюда, был изобретен чудесный нож.

Она легла спиной на доски, ощущая очень легкие, очень медленные ритмичные колебания: это морской бриз покачивал гигантское дерево. Поднеся к глазу телескоп, она смотрела, как мириады крохотных искорок текут между листьями, мимо раскрытых цветочных венчиков, среди массивных ветвей – это спокойное, целеустремленное движение против ветра казалось чуть ли не сознательным.

Но что же случилось триста лет назад? Было ли это причиной движения Пыли? А может, наоборот?

Или и то и другое возникло как результат чего-то третьего? Или здесь вообще нет никакой связи?

Поток шрафа гипнотизировал. Как легко было бы впасть в забытье и позволить своему сознанию плыть вслед за дрейфующими частицами…

Прежде чем она успела опомниться, убаюканная покачиванием платформы, именно это и произошло. Она вдруг очнулась вне своего тела, и ее охватила паника.

Она находилась метра на два-три выше платформы и чуть в стороне от нее, среди веток. И что-то случилось со шрафом: теперь он не дрейфовал еле заметно, а несся, как река в половодье. Действительно ли его скорость выросла, или для Мэри, очутившейся вне тела, время стало течь по-другому? Как бы то ни было, ей грозила страшная опасность: этот могучий поток мог вовсе унести ее с собой. Она раскинула руки, чтобы ухватиться за что-нибудь прочное, но у нее не было рук. Ничего не вышло. Под ней разверзлась головокружительная пропасть, а ее безмятежно дрыхнущее тело все удалялось и удалялось. Она попыталась крикнуть, чтобы разбудить саму себя; ни звука. Тело продолжало спать, а ее разумное «я» уже почти выплыло за пределы кроны, под открытое небо.

Несмотря на отчаянное барахтанье, она никак не могла продвинуться назад. Этой силе невозможно было противиться: частицы Пыли двигались мощно и плавно, как вода, низвергающаяся с плотины, словно тоже переливались за какой-то невидимый край.

И уносили Мэри прочь от ее тела.

Она мысленно протянула ниточку к своему физическому обиталищу и попыталась вспомнить, каково ей было в нем; вспомнить все ощущения, которые складывались в одно чувство жизни. Ласковое прикосновение мягкого хобота Аталь к ее шее. Вкус яичницы с беконом. Радостное напряжение мышц, когда она подтягивалась вверх по крутому горному склону. Выверенное порхание пальцев по клавиатуре компьютера. Запах жареного кофе. Тепло постели в зимнюю ночь.

И постепенно ее движение прекратилось; ниточка жизни держала крепко, и Мэри, зависнув в небе, чувствовала напор катящего мимо потока.

А потом случилась странная вещь. Вспоминая все новые и новые эпизоды из прошлого – как она пробовала ледяной коктейль «Маргарита» в Калифорнии, как сидела под лимонными деревьями у ресторана в Лиссабоне, как соскребала иней с ветрового стекла своей машины, – Мэри заметила, что давление Пыли ослабевает. Сопротивляться ему стало легче.

Но общая картина не изменилась: повсюду, вверху и внизу, могучий поток двигался так же быстро, как прежде. Только вокруг нее почему-то образовался островок затишья, где частицы сопротивлялись основному течению.

Они и вправду были разумны! Они почувствовали ее тревогу, откликнулись на нее и медленно понесли Мэри обратно к брошенному телу. Когда она приблизилась к нему настолько, что увидела его вновь – такое тяжелое, такое надежное, такое теплое, – ее душу сотрясли безмолвные рыдания.

И тут она снова погрузилась в свое тело – и… проснулась.

Она глубоко, судорожно вздохнула. Потом прижалась бедрами и ладонями к шершавым доскам платформы. Минуту назад она чуть не сошла с ума от страха, а теперь ее захлестнула мощная волна ликования: ведь она снова воссоединилась со своим телом и всем тем, что называется материей.

Наконец она села и попробовала осмыслить происшедшее. Ее пальцы наткнулись на телескоп, и она поднесла его к глазам, придерживая одну трясущуюся руку другой. Сомнений не было: медленный дрейф Пыли по всему небу превратился в быстрое, неудержимое стремление. Его нельзя было ни услышать, ни почувствовать, а без телескопа и увидеть, но даже когда она отняла прибор от глаза, у нее осталось четкое ощущение этой безмолвно несущейся лавины и вдобавок еще кое-чего, не замеченного ею, когда она боролась с угрозой остаться вне тела, – разлитой в воздухе искренней, беспомощной грусти.

Частицы, именуемые Тенями, знали о происходящем и сожалели о нем.

И она сама тоже отчасти состояла из Пыли. Какая-то доля ее существа была подвластна этому космическому потоку. И то же можно было сказать о мулефа, и о людях из каждого отдельного мира, и обо всех мыслящих и чувствующих созданиях, где бы они ни находились.

И если она не выяснит, что случилось, их всех может унести в забвение – всех до последнего.

Вдруг ей страстно захотелось обратно на твердую почву. Она сунула телескоп в карман и начала долгий спуск на землю.

Когда вечерний свет стал мягче, а тени удлинились, отец Гомес ступил в окно. Он увидел широкую прерию, купы колесных деревьев и бегущие между ними дороги – словом, то же самое, что незадолго до него открылось Мэри. Но теперь в воздухе не было дымки, поскольку только что прошел дождь, и монах мог видеть дальше беглянки; в частности, он заметил на горизонте блеск моря и мелькание белых пятнышек, похожих на паруса.

Поддернув висящий за плечами рюкзак, он повернул в ту сторону. Стоял тихий, ясный вечер, и шагать по гладкой дороге было приятно: лицо грели лучи закатного солнца, в высокой траве по обочинам трещали какие-то насекомые вроде цикад. Сам воздух был свежий, чистый и ароматный, полностью лишенный примеси керосиновых паров или запаха отработанного гарного масла – в общем, того, чем была перенасыщена атмосфера одного из миров, пройденных им по дороге сюда, а именно родного мира искусительницы.