Золотой компас - читать онлайн книгу. Автор: Филип Пулман

…На краю

Пучины дикой — зыбки, а быть может —

Могилы Мирозданья, где огня

И воздуха, материков, морей,

В помине даже нет, но все они

В правеществе загадочно кишат,

Смесившись и воюя меж собой,

Пока Творец Всевластный не велит

Им новые миры образовать….

…Укрыв

В глубокой тьме причины всех вещей…

Джон Милтон “Потерянный Рай”, кн. 2 и 3.

Лира и ее альм крались вдоль стены парадной обеденной залы, стараясь, чтобы их не заметили из кухни.

Три стоявших в ряд гигантских стола уже накрыли к ужину, и в полумраке тускло поблескивали серебро и хрусталь. Для удобства гостей слуги заботливо отодвинули тяжелые дубовые скамьи. По стенам залы, почти теряясь во мраке, висели портреты предшественников нынешнего магистра.

Стараясь не скрипеть половицами, Лира добралась наконец до невысокого подиума, метнула настороженный взгляд в сторону кухни и, увидев, что в дверях никого нет, на цыпочках приблизилась к стоявшему на возвышении почетному столу. Ножи и вилки здесь были не из серебра, а из чистого золота, и гостей поджидали не дубовые скамьи, а четырнадцать резных кресел красного дерева с бархатной обивкой.

Подойдя к креслу магистра, Лира легонько щелкнула ногтем по хрустальному бокалу. Раздался чистый, нежный звон.

— Ты что творишь! — негодующе прошелестел альм. — Тише!

Пантелеймон, а именно так звался Лирин альм, сейчас был в обличье бражника, и его бурые крылышки почти растворялись в сумраке полутемной залы.

— Ничего я не творю, — буркнула Лира в ответ. — Какая разница? Они там, в кухне, так гремят кастрюлями, что все равно ничего не услышат. А лакей явится только со звонком. Кого бояться-то?

Однако она проворно накрыла ладошкой хрустальный бокал, и звон затих. Взмахнув крылышками, Пантелеймон сквозь приоткрытую дверь впорхнул в рекреацию, а мгновение спустя уже снова был рядом с Лирой.

— Все чисто. Давай шевелись!

Пригибая голову к коленкам, Лира стрелой прошмыгнула вдоль стола, юркнула в дверь рекреации и застыла как вкопанная посередине комнаты.

Внутри было темно, но в камине жарко пылали поленья, то и дело взметывая вверх огненные снопы искр.

Лира прожила в колледже всю свою коротенькую жизнь, но никогда еще ей не приходилось переступать порог рекреации. Да и немудрено. Входить сюда могли только профессора, да их гости, причем, заметьте, гости исключительно мужского пола. Женщины внутрь не допускались. Даже пыль вытирать здесь должны были не горничные, а дворецкий. Он, и никто другой.

Пантелеймон опустился на Лирино плечико.

— Ну что, довольна? Нагляделась? Пошли отсюда!

— Еще чего! Мы же только пришли! Я хочу посмотре-е-е-ть.

В центре комнаты блестел полированной столешницей розового дерева огромный овальный стол, на котором красовались хрустальные графины с вином и бокалы. Там же примостились серебряная мельничка для табачного листа и целая батарея курительных трубок. На буфетной полке ждали своего часа жаровня и корзинка с маковыми головками.

— А неплохо они тут устроились, а, Пан? — прищелкнула языком Лира.

Она опустилась в обитое зеленой кожей кресло и почти утонула в нем, — таким оно оказалось глубоким. Ухватившись обеими руками за подлокотники, Лира выпрямилась, залезла в кресло с ногами и огляделась по сторонам. С портретов на нее с явным неодобрением взирали ученые мужи — почтенные бородатые старцы, облаченные в профессорские мантии.

— А интересно, о чем они тут разгова… — Лира осеклась на полуслове, поскольку за дверью раздались голоса.

— Говорил же я! Давай за кресло, живо! — выдохнул Пантелеймон, и послушная Лира с быстротой молнии скрылась за креслом. Правда, “скрылась” — это сильно сказано. Кресло стояло посередине комнаты, так что Лира просто притаилась за его спинкой, сжавшись в комочек.

Дверь отворилась, и комнату залил яркий свет. Один из вошедших держал в руках лампу. Из своего укрытия Лира видела только его ноги в темно-зеленых брюках да начищенные до блеска кожаные башмаки. Кто же это? Наверное, кто-нибудь из слуг. Вот он прошел через всю комнату и поставил лампу на боковой столик.

Низкий голос прорезал тишину:

— Лорд Азриел уже прибыл, Рен?

Это был голос магистра. Лира сидела ни жива ни мертва от страха. Альм дворецкого (собака, как у всех слуг) дробной рысцой протрусил через комнату и послушно улегся у ног Рена.

А вот наконец и сам магистр, вернее, его ноги в стоптанных черных туфлях, которые ни с чем не спутаешь.

— Никак нет, ваша милость, — ответил дворецкий. — И из аердока тоже никаких известий.

— Как только он приедет, проводите его в обеденную залу. Он, вероятно, будет голоден с дороги.

— Слушаюсь.

— Вы приготовили для него токайское?

— Как вы изволили приказать, урожая тысяча восемьсот девяносто восьмого года. Помнится, это его слабость.

— Отлично. Я вас более не задерживаю.

— Прикажете оставить лампу здесь?

— Да, разумеется. И во время ужина зайдите еще разок поправить фитиль.

— Слушаюсь.

Дворецкий почтительно поклонился и вышел; его альм потрусил следом. Из своего ненадежного укрытия Лира видела, как магистр подошел к высокому дубовому гардеробу, стоявшему в углу комнаты, достал из него магистерскую мантию и, не торопясь, облачился в нее. Он двигался по-стариковски медленно и словно бы с усилием, ведь лет ему было немало, за семьдесят, хотя на вид и не скажешь. Ворона, альм магистра, примостилась на дверце гардероба и терпеливо ждала, когда процедура облачения закончится. Вот она тяжело слетела вниз и устроилась у старика на правом плече.

Лира чувствовала, что Пантелеймон, хоть он и молчит, весь напрягся, как туго натянутая струна. Сама же она просто умирала от любопытства. Дело в том, что лорд Азриел, о котором магистр говорил дворецкому, приходился нашей Лире родным дядей. И дядю этого она в равной степени обожала и боялась. Занимался он чем-то ужасно важным и ужасно непонятным: какой-то “большой политикой”, какими-то сверхсекретными экспедициями, чуть ли даже не войной, только где-то очень далеко, на краю света. Так что Лира никогда не знала, расставаясь с дядей, когда им доведется свидеться вновь. Значит, сегодня. Вот и всыплет же он ей, если поймает ее здесь. Ну и пусть всыплет. Не привыкать.