Код розенкрейцеров - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Атеев cтр.№ 18

– Согласен с вами.

– Я вот тоже хотел рассказать о себе, но…

– Что вы! Мне, напротив, очень интересно. Ваши знания просто-таки интригуют.

– Ну, если вы не против. Я считаю необходимым, чтобы человек, с которым я собираюсь длительное время общаться, представлял, что я и кто я. На предмет возможных недоразумений.

Егор насторожился.

– Дело в том, – объяснил свои слова Коломенцев, – что я живу в СССР всего второй год. До этого обитал в Харбине, потом в Шанхае, позже перебрался в Сан-Паулу, это в Бразилии. А теперь вот вернулся на родину. И нисколько об этом не жалею.

– Да уж. Кидало вас по миру.

– Это верно. Родился за два года до начала нового века, то есть в 1898 году. Родители мои из купеческого сословия. Отец, дед, прапрадед всю жизнь занимались мукомольным делом, и прадед, как я слышал, тоже был мельником. Словом, потомственные… Первогильдийные купцы. Мельницы, ссыпки, элеваторы… – все имелось. И меня, естественно, по этой же части пустить хотели. Только я, знаете ли, ни в какую. С четырнадцати лет в Гейдельберг рвался философию изучать… Родитель мой, царствие ему небесное, Степан Харитонович, поупирался, но отпустил. В Гейдельберг попасть оказалось невозможно – война. Я и махнул в Стокгольм. В армию меня не взяли, не стоит скрывать, не без отцовской помощи. Я, право, и не стремился. Учился себе в университете, радовался жизни, встречался с девушками. Правда, Швеция в этом смысле довольно консервативна. Стокгольм не Париж. В России все время что-то происходило, какие-то революции, перевороты… Новости узнавал из газет. Потом стали приходить письма, день ото дня все тревожнее. Наконец отец потребовал, чтобы я немедленно вернулся. Что ж! Отцовская воля – закон. Добирался до Нижнего (мы в Нижнем Новгороде, теперешнем Горьком, проживали) чуть не месяц. Тут белые, там красные, и везде шлепнуть без суда могут. Однако пронесло. Приехал домой. Отца к тому времени арестовали и, извиняюсь за выражение, поставили к стенке. Имущество экспроприировали. Они, конечно, могли уехать, но все меня дожидались. Ладно. В Нижнем советская власть твердо держалась. Мы (мать, две младших сестры, тетя с племянником) решили бежать. Зашили золото в верхнюю одежду, бриллианты в белье – и вперед. Не знаю, куда? А кругом!!! Такие страсти творились, что не приведи господь! Все смешалось. Добрались мы до Челябинска, там чехословаки, так вместе с ними по Великому сибирскому пути и продвигались. И при белых несладко приходилось, что ни станция – обыски, шмон. Золото искали. Нашли, конечно.

Он замолчал, видно, вспоминая. По лицу пробежала тень.

– Не поверите, бриллианты в задний проход прятали. Уж извините за такую откровенность. Долго рассказывать о наших приключениях. Тетя с племянником по дороге потерялись, отстали от поезда, так без следа и сгинули. Мать и средняя сестра умерли от тифа, а мы с младшей – Агашей – добрались до Харбина. Там у отца кое-какая недвижимость имелась. Словом, выбрались.

«Не слишком ли он откровенен? – думал Олегов. – Рассказывает такие подробности. К большевикам сквозит, по меньшей мере, неприязнь».

Видно, Коломенцев прочел мысли попутчика.

– Излагаю, быть может, с излишней откровенностью, – с некоторым холодком в голосе заметил он. – Но что было, то было… Из песни слов не выкинешь. Так мне продолжать?

– Конечно-конечно, – спохватился Егор, – очень интересно рассказываете. Точно роман… «Хождение по мукам».

Коломенцев холодно взглянул в лицо историка, но не заметив и намека на насмешку, сказал:

– Именно что хождение по мукам. Так вот. В Харбине дела пошли на поправку. Тут я и решил: какая уж там философия, нужно к делу прибиваться. Проще всего по отцовской дорожке пойти, азы я знаю. В Шанхае, в сеттельменте, коммерческий колледж имелся. Закончил и стал, как и предки, мукомолом. Так прошли двадцатые, тридцатые, сороковые. А потом пришли… китайские большевики. И все вновь пошло прахом. Сестра с мужем уехали в Штаты, я подался в Бразилию, но в конце концов решил вернуться на родину. Теперь работаю по специальности в Тихореченске, чему очень рад. Можете мне не верить, но о своем возвращении в Россию ничуть не жалею.

– И вы не были женаты?

– Как-то не пришлось.

– А оккультизм? Откуда это увлечение?

– Вы знаете, всегда интересовался. Еще в Стокгольме. Швеция, как известно, родина Сведенборга – великого мистика и теософа. – Он помолчал, поглядывая на пейзаж за окном.

Олегов ждал, последует ли продолжение.

– А вы верите в Бога? – неожиданно спросил Коломенцев.

– Я?! – изумился Егор. – Нет, конечно! А потом я – кандидат в члены КПСС.

– Ах, даже так!

– А по-другому и быть не может. На кафедре истории СССР беспартийных не держат.

– Ну конечно.

В голосе Коломенцева послышалась явная насмешка, и Олегову вдруг стало нестерпимо стыдно за свое поведение. Он внезапно осознал, какую глупость совершил, отправившись с визитом к этому непонятному человеку, скорее всего не разделяющему взгляды строителей коммунизма, а возможно, и скрытому врагу советской власти. До сих пор Егор не общался с подобными индивидуумами. Он даже не предполагал, что такие личности существуют. Коломенцев не критиковал, во всяком случае открыто, наш строй, но, когда рассказывал о своей жизни, дал понять, что не одобряет советских порядков. Опять же увлечение мистикой, а этот нелепый вопрос, верит ли он в Бога. Егор вспомнил совет жены не связываться с найденными бумагами. И почему, дурак, не послушался! А если дойдет до института? Хотя что, собственно, дойдет? Нашел старые записи? Ну и что? Мало ли какие находки делаются. Он отдаст бумаги Коломенцеву, и на этом все кончится. А если не кончится? Вдруг в бумагах заключена некая тайна? Не зря же они зашифрованы. А если та тайна представляет опасность для нашего государства? Как же поступить?

Коломенцев продолжал смотреть в окно.

– Вот сейчас вы пожалели о том, что познакомились со мной, – неожиданно сказал он, не отрывая взгляда от зеленой ленты лесозащитной полосы, заслонявшей обозрение. – Меня всегда интересовало, – заявил он ни к селу ни к городу, – почему вдоль дорог насаживают деревья. Не пытаются ли таким образом скрыть некие объекты от посторонних глаз?

– Ерунда! – резко сказал Егор. – Просто деревья используют для снегозадержания.

– Наверное, вы правы, – отозвался Коломенцев, – хотя одни и те же вещи одновременно служат разным целям.

Олегов снял очки и стал их нервно вертеть в руках.

– Пытливость ума иной раз причиняет неприятности, – назидательно заметил Коломенцев, и в тоне его прозвучала явная издевка. – Впрочем, я могу сойти на следующей станции и вернуться домой. О нашей встрече я никому не расскажу, можете мне поверить, а бумаги вы просто-напросто сожгите.

– Я не понимаю… – судорожно сглотнув, начал Егор.

– А чего тут непонятного? Вы же испугались… Меня! Подумали, как бы чего не вышло. А?