– Не возражаете, если я послушаю сообщения? Сара-Джейн
горько засмеялась:
– Давайте. Они все от меня.
Я сняла очки, громко щелкнув оправой. Гленн нажал кнопку, и
я вздрогнула от записанного голоса Сары-Джейн, раздавшегося в пустой квартире:
– Эй, Дэн, я целый час ждала. В Кэрью-Тауэр, да? –
Пауза, далекий голос. – Ладно, перезвони. И шоколадок принеси в
извинение. – Голос стал игрив. – Тебе серьезно придется полебезить,
деревенщина ты этакая.
Второе было еще более неловко слушать.
– Дэн, привет. Если ты дома, сними трубку. – Снова
пауза. – Слушай, я пошутила насчет шоколадок. Завтра увидимся. Я тебя
люблю. Пока.
Сара-Джейн стояла посреди гостиной с застывшим лицом.
– Когда я пришла, его не было, и с тех пор я его не
видела.
– Итак, – произнес Гленн, когда автоответчик
щелкнул и отключился, – мы пока не нашли его машину, и его зубная щетка с
бритвой здесь. Где бы он ни был, ночевать там он не собирался. Похоже, что-то
случилось.
Она прикусила губу и отвернулась. Пораженная полным
отсутствием такта у Гленна, я глянула на него убийственным взглядом.
– Это чуток по-свински. Тебе не кажется? –
прошептала я. Гленн посмотрел на согнутые плечи Сары-Джейн:
– Прошу прощения, мэм.
Она повернулась с жалкой улыбкой:
– Может быть, мне следует Саркофага забрать к
себе… – Нет, – быстро и уверенно ответила я. – Пока нет.
Я сочувственно тронула ее за плечо, и запах сирени от ее
духов вызвал у меня воспоминание о меловом вкусе отравленной моркови. Я
посмотрела на Гленна, понимая, что он не выйдет и не даст мне с ней поговорить
наедине.
– Сара-Джейн, – начала я неуверенно, – я
должна вас об этом спросить, и заранее прошу прощения. Не знаете ли вы: не
угрожал Дэну кто-нибудь?
– Нет. – Ее рука поднялась к воротнику, лицо
застыло. – Никто.
– А вам? – спросила я. – Вам никто не
угрожал? Чем бы то ни было, каким бы то ни было способом?
– Нет. Нет, конечно, – ответила она быстро,
опустив глаза.
Лицо ее побелело еще больше. Я тут без амулета могла
сказать, что она врет, и воцарилось неловкое молчание на ту секунду, что я ей
дала передумать и рассказать мне. Но она ничего не сказала.
– Мы… мы закончили? – спросила она неуверенно, и я
кивнула, поправив на плече сумку. Сара-Джейн быстрыми ходульными шагами пошла к
двери. Мы с Гленном вышли за ней на бетонную площадку лестницы. Для насекомых
было слишком холодно, но у фонаря на крыльце болталась разорванная паутина.
– Спасибо, что дали нам посмотреть на его дом, –
сказала я, пока она проверяла дверь дрожащими пальцами. – С его
одногруппниками я поговорю завтра. Может быть, кто-нибудь из них что-нибудь
знает. Что бы ни случилось, я вам помогу, – добавила я, пытаясь говорить
многозначительно.
– Да, спасибо. – Она смотрела куда угодно, только
не мне в глаза, и снова вернулась к профессиональному офисному тону. –
Большое спасибо вам, что пришли. Мне жаль, что я ничем не смогла быть полезной.
– До свидания, мэм, – попрощался Гленн.
Каблуки Сары-Джейн быстро простучали по мостовой. Я пошла за
Гленном к его машине, оглянулась – Саркофаг сидел в окошке второго этажа, глядя
на нас.
Машина Сары-Джейн весело чирикнула и открылась, владелица
положила в нее сумочку, села и уехала. Я стояла возле отрытой дверцы и
провожала глазами ее хвостовые огни, пока они не свернули за угол. Гленн
смотрел на меня, стоя у места водителя, положив руки на крышу машины. Карие
глаза в свете уличных фонарей смотрели непроницаемо. – Каламак должен
очень хорошо платить своим секретаршам, если они могут позволить себе такие
машины, – сказал он негромко.
Я напряглась:
– Я точно знаю, что он им хорошо платит, –
ответила я резко. Мне не понравился подтекст в его словах. – Она отлично
знает свою работу. И у нее хватает денег посылать домой, чтобы ее родные жили
королями по сравнению с другими работниками на ферме.
Он хмыкнул, открывая дверь. Я села, вздохнула, застегивая ремень
и устраиваясь на кожаном сиденье. Вид из окна на темную стоянку нагонял тоску.
Сара-Джейн мне не доверяет. Впрочем, с ее точки зрения, с чего бы ей мне
доверять?
– Вы это принимаете близко к сердцу? – спросил
Гленн, заводя машину.
– Ты думаешь, раз она ворлок, то не заслуживает
помощи? – язвительно ответила я.
– Остыньте, я же не то имел в виду. – Покосившись
на меня, он тронул машину с места. Перед тем, как включить передачу, он вывел
обогреватель на полную, и прядь волос щекотала мне лицо. – Я только хотел
сказать, что вы ведете себя так, будто от исхода дела зависит что-то лично для
вас.
Я провела рукой по глазам:
– Извини тогда.
– Ничего, – ответил он так, будто понял. –
Так что… – он замялся: – В чем все-таки дело?
Он выехал в поток машин, и при свете уличного фонаря я
глянула на него, решая, хочу ли я быть с ним откровенной.
– Я знаю Сару-Джейн, – сказала я медленно.
– В смысле, знаете таких, как она, – уточнил он.
– Нет, я знаю ее. Детектив нахмурился:
– Она вас не знает.
– Ага. – Я опустила окно полностью, чтобы
избавиться от запаха моих духов. Не могла я больше его терпеть. Мысли все время
возвращались к глазам Айви, черным и перепуганным. – В этом-то и
трудность.
Тормоза медленно заскрипели – Гленн остановился у светофора.
Лоб у него был нахмурен, борода и усы бросали на его лицо черные тени.
– Не могли бы вы на человеческом языке объяснить, если
не трудно?
Я невесело улыбнулась:
– Тебе папочка не рассказывал, что мы чуть не взяли
Трента Каламака как дилера и производителя генетических наркотиков?
– Рассказывал. Это было до того, как меня перевели в
его отдел. Он сказал, что единственным свидетелем был агент ОВ, погибший при
взрыве автомобиля.
Светофор переключился, мы поехали. Я кивнула. Эдден
рассказал ему суть.
– Давай я тебе расскажу про Трента Каламака, –
сказала я, ощущая рукой встречный ветер. – Когда он меня поймал у себя в
офисе – я искала способ отдать его под суд, – он не сдал меня в ОВ, а
предложил работу. На любых условиях. – Замерзнув, я направила на себя
поток от обогревателя. – Он откупал меня от смертного приговора ОВ, делал
независимым агентом, давал мне штат людей, все, что угодно – если буду на него
работать. Он предложил мне работать против той системы, против которой я
воевала всю мою профессиональную жизнь. Это выглядело как свобода. И мне так
этого хотелось, что я могла даже сказать «да».