Сердце Черной Мадонны - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Володарская cтр.№ 28

Новое творение Алана произвело фурор, но даже это не заставило режиссера задержаться на вечеринке. Сразу после демонстрации клипа Алан начал уговаривать Ирку уйти. Вид у него был такой несчастный, что она согласилась.

Когда Ирка и Ку подошли к машине, в другую садилась пара, которую они не видели на презентации, что и немудрено при таком скоплении людей. Мужчина был очень полным, маленьким, с зализанными редкими волосами и водянистыми глазами, зато дама блистала красотой. Алан замер, глядя в ее изумрудные глаза. Ирку это поразило – раньше Ку никогда не заглядывался на женщин.

– Леня? – Женщина неожиданно остановилась, чуть сощурясь, посмотрела пристально.

– Да, это я. – Алан не был похож на себя. Он побледнел, опустил плечи, даже будто стал ниже ростом, напомнив Ирке провинившегося раба из сериала про Изауру.

– Помнишь меня? – Женщина не сомневалась, что он помнит, иначе не стояла бы столь горделиво и не улыбалась бы так торжествующе.

Только тут до Ирки дошло, кто перед ней. Она еще раз окинула женщину взором – хрупкая, румяная, зеленоглазая, с копной светлых волос. Точно, Люба. Одета прекрасно: облегающее платье, замшевые сапоги, норковое манто, к тому же в ушах настоящие бриллианты. От провинциальной девчушки не осталось и следа. Стильная, богатая, уверенная в себе, только сразу видно: легкодоступная, порочная. Но тут уж ничего не поделаешь – видимо, такая наследственность.

Ирина угадала: Люба была шлюхой в третьем поколении. Можно сказать, потомственной шлюхой. А почему нет? Бывают же династии врачей, милиционеров, а в их роду женщины – мужчин в нем просто не было – могли похвастаться небывалой половой активностью.

Началось все с бабки Фроси (хотя, может, и раньше, просто об этом история умалчивает). Люба прекрасно помнила, хоть и прошло с той поры немало лет, как шестидесятилетняя бабка принимала в доме своего любовника – сына соседки. Тому было не больше сорока, но другие женщины, кроме Фроси, его не интересовали.

А как бабка начинала! Вся деревня до сих пор рассказывает. Шел 1945 год. Кончилась война, с фронта пришли мужики. Истосковавшиеся по мужской ласке, бабы из кожи вон лезли, чтобы завлечь хоть одного. Надо сказать, что вернулись в родную деревню немногие – два женатых тракториста, гармонист-пьяница (он остался без ног), конюх-бобыль да бывший председатель-вдовец. На холостяков началась охота. Бабы как с ума посходили: каждая служивого на пироги зовет, каждая на все готова. Мужики – ни в какую. А оказалось, что они, в том числе и женатые трактористы, за исключением конюха, которому вместе с ногами оторвало самую что ни на есть главную мужскую часть, ночами к Фроське похаживают. Причем ни один без ласки не был отпущен, да, как видно, такой, что сам председатель захотел на ней жениться. Фрося отказала – ее и так жизнь вполне устраивала. Через год она родила здоровую девчонку – поди разбери, от кого.

Дочь с младенчества походила на мать, как капелька. Зеленые глаза, светлые волосики, ангельское личико. Чудо, а не ребенок.

Назвали новорожденную Галиной. Пошла она в мать не только лицом, но и характером. Уже в пятнадцать попросилась замуж, а когда маманя не позволила, сбежала без благословения. Вернулась в родную деревню через два с половиной года с маленькой Любашей на руках. Стоило соседям только глянуть на малышку – всем стало ясно, что Фросина смена подрастает.

Так и зажили втроем. Бабка в одной комнате любовников принимает, мать – в другой, а Люба в колыбели пузыри пускает, не зная еще, что от судьбы не уйдешь. Когда Гале исполнилось двадцать, она вновь сбежала. Вернулась на этот раз попозже, через три года, но опять с орущим свертком. Так и пропадала раз в пять лет. Деревенские остряки шутили – работает вахтовым методом.

В свои пятнадцать Люба от матушки отличалась сильно. Самое главное отличие – ее девственность. Девушка была невинна и, казалось, останется такой до свадьбы. Деревенские нострадамусы даже закрякали разочарованно. Кто-то злорадно шипел, мол, в семье не без урода. Все они ошибались. Любаша намеревалась расстаться с девственностью в ближайшем будущем, но в отличие от своих непутевых родственниц с выгодой для себя.

Люба с детства знала, откуда берутся дети. Лет в пять она пронаблюдала процесс их зачатия от начала до конца. В десять могла быть экспертом в данной области. А в двенадцать, когда ее попытался совратить сосед-призывник, так подняла его на смех, что парень, уверенный в своей опытности и умении зажигать в женщинах огонь, после армии в родную деревню больше не вернулся.

Секса Любаше очень хотелось, особенно после тринадцати, но она себя сдерживала. Решила: успеет еще набаловаться, а пока надо думать о коммерции – времена наступили тяжелые. Поначалу она мечтала о каком-нибудь заезжем богаче, которому продаст свою невинность за доллары, которых в деревне отродясь не видели. Потом, понимая, что богачей, как и долларов, в их дыре не увидит до конца дней своих, надумала уехать в Москву – там охотников до ее девичества найдется уйма. Не получилось – денег в семье не было даже на билет.

Люба оканчивала восьмой класс. После можно было в ПТУ поступить, хоть бы и в столичное, но училась она плохо, а денег на дорогу так и не находилось. Решение ее проблемы оказалось рядом, только руку протяни. Причем в буквальном смысле. Сидела Люба на первой парте, перед учительским столом, а за ним на уроках химии располагался молодой педагог Петр Самсонович, которого за глаза звали Петюней. Он был только после института, молодой и неопытный, и выглядел как мальчишка: худенький, прыщавый, неуверенный в себе. Девочки в классе от него сходили с ума, что неудивительно – больше учителей мужского пола в их школе не было. Любашу же он до поры до времени не интересовал совершенно, но однажды она поймала на себе его вожделенный взгляд и изменила свое отношение.

Одним апрельским вечером она нагрянула в учительскую. Там, кроме Петюни, никого не было. Любаша развязной походкой прошествовала через комнату, втиснулась между столом и молодым учителем, задрала юбку, под которой, по случаю, ничего не было, и призывно вильнула бедрами. Петюня пустил слюну, но действий никаких не предпринял. Тогда Люба, в которой проснулся инстинкт ее предков, сама набросилась на Петюню с такой страстью, словно мечтала все годы именно о нем. Произошло все быстро и безболезненно. И имело продолжение.

К маю молодой педагог нуждался в теле своей ученицы, как в наркотике. Любаша же, отработав на нем все приемы, изученные благодаря привычке подглядывать, потеряла к Петюне всякий интерес, тем более что мужиком он оказался хилым и неопытным. Вот тут и наступил момент, ради которого, собственно, все и было затеяно.

Все в школе говорили, что Петр Самсонович москвич, профессорский сынок, что у него много связей в столице, а в деревню он поехал учительствовать по зову сердца. Эту историю Любаша знала, на нее и поставила. К концу учебного года она прибежала к своему любовнику вся в слезах, рассказала, что беременна, и попросилась замуж. Петюня был рад-радешенек. Начали тайно готовиться к свадьбе. Но тут юная невеста из ночных откровений жениха выяснила, что приехал Петюня вовсе не из Москвы, а из такой же деревни, как ее собственная, папаня его был всего лишь директором сельской школы, отнюдь не ректором университета.