Империя "попаданца". "Победой прославлено имя твое!" - читать онлайн книгу. Автор: Герман Романов cтр.№ 173

Внутри на черной бархатной подкладке лежал большой эмалированный белый крест с медальоном в центре, на котором изображен Святой Георгий на белом коне, пронзающий пикой змея. Миниатюра символизировала неизбежную победу добра над злом. Рядом с крестом золотистым блеском отливала большая четырехугольная звезда с 32 лучами, в центре по кругу шел девиз ордена – «За службу и храбрость!».

Императрица улыбнулась – этот орден придумал муж, он же его учредил и сделал пробные знаки. И вот вчера Сенат торжественно утвердил новый орден Российской империи и произвел награждение им, отметив блестящую победу русской армии при Ларге.

Первую степень государственные мужи коленопреклоненно решили возложить на Петра Федоровича и ларец с орденом вручили ей в руки для передачи мужу и повелителю.

Вторую степень – тот же крест, но звезда в 64 луча и без ленты, – определили генерал-аншефу Румянцеву, что командовал армией. Третьей степенью, крестом меньшего размера для ношения на шее, первым наградили генерал-поручика Суворова и еще двух генералов. Четвертой – маленьким крестом на колодке для ношения на груди были отмечены заслуги двух десятков офицеров.

Но и это было еще не все – Като восхитилась предусмотрительностью мужа, который придумал и другие отличия, включенные в статут ордена. Совсем маленький белый крестик с темляком из черно-оранжевой ленты за боевые отличия прикреплялся к шпагам и саблям младших офицеров и прапорщиков и именовался Георгиевским оружием.

Для награждения солдат и унтер-офицеров предназначался «Знак отличия ордена Святого Георгия Победоносца», полный бант которых состоял из трех крестов, но уже без белой эмалировки. Первая степень чеканилась из золота, две другие из серебра, но вторая имела в центре золотой, а не серебряный медальон.

Като припомнила бормотание мужа, когда тот за столом рисовал эскизы, а она сидела за вышиванием золотой нитью воротника его мундира. Петр тогда произнес странные слова: «Пусть будет, как «Слава», так лучше!»

Като оторвалась от созерцания белого креста, ласково погладив холодный металл. Впервые она была так искренне рада за мужа и думала о нем без той горчинки, что всегда присутствовала в ее памяти.

Тут ее мысли приняли иное направление. Новости, привезенные из Оренбурга, несколько шокировали. Франция начала мутить воду, желая помочь своему турецкому союзнику. Она любыми путями пыталась вызвать в России смуту, пуская слухи о чудесном спасении «императора Ивана Антоновича», изрядно снабжая золотом своих агентов, что в дополнение попытались устроить восстание казаков на Волге и Яике, дабы заполыхал пожар крестьянской войны.

В очередной раз она восхитилась предусмотрительностью супруга, что заблаговременно принял меры и стал всемерно облегчать крепостное состояние. Впустую потратили деньги лягушатники. Крестьянских восстаний вот уже семь лет как не происходило, хотя в недавние времена матушки Елизаветы они были чуть ли не обыденным явлением.

А на Яике казаки отловили «царя Ивана» и сдали его властям. На дыбе в губернской Тайной экспедиции сей французский выкормыш оказался «маркизом» и масоном «высокого градуса» и для пущего страха назвался Пугачевым. Видите ли, с таким именем он решил Россию попугать серьезно. Не вышло, не таких видали!

Зато теперь руки у Като были развязаны – императрица, памятуя наказ императора устроить им все в «обратку», приняла меры. Стала писать письма во Францию тамошним «просветителям», ссужать их деньгами и на русское золото открывать типографии. Да еще вице-канцлер по своим каналам стал усиленно заниматься банальным вредительством, благо недовольных королевской властью во Франции было много, пруд пруди, все тамошнее «третье сословие».

– Муж мой хочет им революцию устроить, чтоб себе руки развязать! – негромко прошептала она и еще тише добавила: – А потому масонов ихних к нам пускать не надобно, пусть они у себя пожары устраивают. Им тогда не до нас станет. А для такого блага даже сотни пудов золота не жалко…

Слухи привычно заполонили столичные улицы, отражаясь в умах обывателей, что любили посудачить.

– Благоверного царя нашего Петра Федоровича сенаторы первую степень Святого Георгия попросили принять за победу над османами. А, Кузьма?! Как мыслишь, примет он от них али нет?

– А еще, любезный, наш любимый император, дай Бог ему всяческого здоровья и побед, сам орден утвердил и рисовал. Вот он – вечный труженик на троне, как и его дед Петр Алексеевич!

– Айда в кабаки, православные! Сегодня нужно святой крест нашего царя батюшки хорошо обмыть. Одну чарку за так наливают!

– Ой, Матрена, радость-то снова какая. Государь повелел всем бабам безмерное облегчение сделать. Как дитятю родит, так по цельному рублю на младенцев давать будут. А на девку полтину. Это какие деньжищи-то?!

– Царь русская душа, все ножки его обцеловал бы! Ох ты! И царице-матушке, даром что немка, – а русскую душу понимает!

Секретарь датского посольства Шумахер, нахмурив брови, старательно записал в свой дневник: «Победы русских в Архипелаге заставили задуматься всех в Европе. Может быть, монархи найдут возможность не дать усилиться русскому царю. Однако надежды мало – прусский двор стал проявлять лояльность к русскому императору, что сведет на нет все попытки австрийского цесаря. Страшно и подумать о том, ведь тогда Голштиния и Шлезвиг будут окончательно потеряны для датской короны».

Петропавловск

– Заберешь с собой своего племяша родного, Ивана Григорьевича. Ха! При крещении твое имя дали, как старшего дядьки. Полный твой тезка получается. Что пасть-то раззявил, Ваньша? А очи почто вылезли?! Не в то горло полезло?! Да ты никак подавился?!

Иван задохнулся от удивления, поперхнувшись куском дичины, и добрую минуту разевал рот, словно лосось, вытащенный на берег. Шванвич своей могучей лапой хлопнул его по спине – разом проскочило и полегчало.

– Так Миних не удавил сына Гриши и Ка…

Иван осекся, напоровшись на нехороший прищуренный глаз собеседника. Тайну отношений между императрицей и Григорием братья наружу не выплескивали – опасно сие!

Петр Федорович хоть простил свою жену и ее полюбовника, но за разговор о прошлых амурах мог осерчать и без жалости голов лишить. Нрав он свой уже показал, под стать деду Петру Алексеевичу, что кровушку лить не боялся.

– Государь наш не лиходей, чтоб мальца безвинного губить! – тихо, но веско произнес Шванвич. Взяв стакан с водкой, залпом выпил. Занюхал коркой хлеба и добавил: – Хотя ты сам должен понимать, что в интересах престола и державы Российской сие опасно. А потому скажи он… Нет, даже промолчи на предложение Живодера, вопрос решился быстрее, чем с Иваном Антоновичем. Да и вас не помиловали бы!

Орлов кивнул – последнюю историю он хорошо знал, в столице судачили. Правда, разговоры пару дней только велись, потом все разом в рот воды набрали – Тайная канцелярия не шутковала, и язык многих на дыбу привел, а потом и на плаху. Да и здесь, в Сибири, на эту тему не распространялись – вроде велик край, но тут есть места и похуже Лобного места, да и донесут сразу куда надо. А потом загонят туда, где даже волки хвосты морозят.