Империя "попаданца". "Победой прославлено имя твое!" - читать онлайн книгу. Автор: Герман Романов cтр.№ 165

И османы – варвары, если взглянуть на них пристально. Раскинувшийся перед их глазами огромный город до сих пор именовали Константинополем, не признавая турецкого Стамбула. Даже главная мечеть Айя-София перестроена из греческого храма, только минареты по углам поставили.

В обратную сторону англичане не смотрели, не очень приятно, когда слепит глаза восходящее на востоке солнце. Лучше уж любоваться городом и гаванью, забитой сотнями судов – торговля всегда приносила прибыль, это на Острове все усвоили с незапамятных времен.

Иркутск

– Я пришел попрощаться с вами, княгиня! – высокий офицер склонился над узкой ладошкой и чуть коснулся ее губами. Сильное тело, мышцы, распирающие темно-зеленый мундир сибирских стрелков, широкие плечи, на которых серебрились густые майорские эполеты, высокий лоб мыслителя.

Екатерина Дашкова улыбнулась – ей нравилась уверенность Григория Потемкина, он был красив истинно мужской красотой. И даже черная повязка, что прикрывала потерянный в злосчастном мятеже глаз, совсем не портила впечатление, наоборот, придавала молодому офицеру самый загадочный вид. Этим он и пользовался весьма беззастенчиво у местных дам – успех имел просто невероятный. Только от венца Гименея шарахался, как грешник от раскаленной сковородки.

– Я надеюсь на успех вашего предприятия, Григорий Александрович, – Дашкова улыбнулась краешками губ. Она прекрасно понимала, что бывший гвардеец сует голову в рискованное дело, но отнюдь не безнадежное – братья Орловы уже показали, как с малыми силами, но с бешеной энергией и кипучей страстью можно присоединить к России огромный и пустынный, но богатейший край.

– Я к осени обязательно достигну середины Амура, благо Албазинский острог мы уже восстановили, заложу город Благовещенск. В следующем году дойду до устья, как повелел нам государь!

Потемкин склонился в поклоне – уверенности и храбрости ему было не занимать. Выслужиться любой ценой, оправдать доверие монарха и возвыситься. Он хорошо знал прививаемый нынче принцип: «За Богом молитва, а за царем служба никогда не пропадут!», а потому перед любой преградой стоять не будет, все сокрушит на своем пути.

Княгиня уловила еще одно – «велел нам государь». Потемкин не дистанцировался от их семьи, он подчеркнул, что не мыслит обходиться без их помощи. А потому, если предприятие будет иметь успех, она с мужем получит от императора и свою долю похвалы.

– Вы отъедете сегодня, Григорий Александрович?

– Немедленно, Екатерина Романовна. Я зашел проститься и поскачу в Лиственничное. Там на струге переправлюсь через Байкал, а дальше до самого Сретенска без остановок. Не больше десяти дней пути. Не позднее пятнадцатого дня наша экспедиция начнет идти вниз по Шилке, а там по Амуру. Я и так потерял много времени, пока ждал винтовки, – теперь придется поспешать изрядно!

– Вы правы, Григорий Александрович! Но не наша вина, что оружие пришло так поздно – его везли из Перми, там завод…

– С Ижевска, ваше сиятельство. Но это почти рядом, – Григорий поправился – он понял, что совершил бестактность.

– Мой муж сказал, что солдат с такой винтовкой стоит пяти с обычными фузеями…

– Десяти, а то двадцати, ваше сиятельство, никак не меньше. Ваш муж прав, но он имел в виду пруссаков, а мне будут противостоять только китайцы, и то я не думаю, что у них по Амуру есть такое воинство. А у меня целый батальон – полтысячи стрелков да еще казаки, дюжина новых пушек. И в этом только заслуга вашего мужа, глубоко мною уважаемого!

– Желаю вам совершить это предприятие! – княгиня милостиво протянула ладонь, прощаясь, но тут же вспомнила наказ мужа и произнесла весьма строгим голосом: – Только постарайтесь обойтись без большой войны с китайцами. Она нам пока не нужна. Нам нужен мирный Амур.

– Я выполню все, княгиня. Войны с китайцами не будет, по крайней мере я сделаю все, чтоб ее избежать. Прощайте, Екатерина Романовна!

– До свидания, Григорий Александрович. Пишите нам чаще. Да хранит вас Господь!

Петропавловск

– Не может быть?! Да откуда он взялся?!

Иван Орлов испытывал жгучее желание протереть глаза. Еще бы – кто-кто, но чтоб старый «приятель» Шванвич в эту даль приплыл?

– Опять морды бить друг дружке будем! – наконец поверил собственным глазам Орлов, машинально потер скулу, оскалившись радостной улыбкой. Девять лет назад тот ему славно «салазку» своротил, до сих пор приятно вспомнить.

Ох, как и гоняли они друг друга по всем вертепам и кабакам Петербурга, любо-дорого вспомнить…

Верзила Шванвич, единственный в столице, кто осмеливался противостоять братьям. Схватка с ним была чревата – тогда, застав Ивана в трактире на Петергофской дороге, тот его избил нещадно, вытряхнув всю наличность. Устоять не мог в одиночку даже самый крепкий из братьев, Алехан, – и его Шванвич лупил, как сидорову козу.

Зато если здоровяка застигали врасплох сразу двое братьев – причем любых, они все отличались завидной силушкой – то уже супротивнику приходилось худо, редко когда на карачках выползал, чаще пластом лежал.

Мордобитие шло с переменным успехом три года, пока враждующим сторонам это порядком не надоело. Службу-то в гвардии нести надо, а как, если в лежку от побоев лежишь и глаза открыть не можешь, потому что очи багровыми синяками заплыли и губы варениками стали!

Аккурат за два года до переворота Орловы со Шванвичем заключили договор, суть которого была проста, как мычание. Если кого из братьев в одиночестве в кабаке поймают, то тот, не вступая в драку, вытряхивает карманы и убирается подобру-поздорову. Ну а если Шванвич попадется сразу двум братьям – то процесс сей уже относится к нему.

Соглашение строго соблюдалось, и лишь один раз было нарушено неугомонным «приятелем», но пьян он был зело и с грациями, в смысле девками кабацкими, любился, когда Алехан с Федей потребовали контрибуцию. Шванвич возмутился и был тут же свирепо избит, лишен девок и денег и вышвырнут на улицу. И нет бы ему уйти! Водка с обидой забурлили, и рубанул он палашом Алехана, подождав, пока тот выйдет во двор облегчиться от выпитого.

Хорошо, что пьян был, – щеку только распорол да кончик носа стесал. Француз-хирург три операции сделал – спас нос брату, но чудовищный шрам на скуле остался. Оттого Алешку и стали называть «балафре», что с французского значит «меченый».

Шванвич, дожидаясь вендетты, расплатился с долгами, написал завещание, но Орловы не стали мстить. Верзила перед ними повинился, и с тех пор таких перекосов больше между ними не происходило, хотя морды иной раз друг дружке чистили, но уже под настроение…

– Ваньша, друг сердечный! – Шванвич выпрыгнул из шлюпки, прошлепал сапогами по воде и вскоре сдавил Орлова в медвежьих объятиях. Тот ответил тем же – только кости захрустели. Сильно наобнимались, всласть.

– Не ожидал тебя увидеть, честно скажу! Полмира ты проплыл!

– Надоело хуже горькой редьки! – Шванвич довольно оскалился. – Хорошо на родной тверди стоять! Да и редьки бы не мешало поесть с маслицем, а то галеты сухие уже в рот не лезут.