– Не думаю. Для этого нет причин.
Она улыбнулась, и ей очень захотелось прикоснуться к его
щеке. Но она не могла себе этого позволить. Никогда-никогда. А он совсем сошел
с ума. Глупо сидеть и ждать ее всю оставшуюся жизнь.
– Пойдем. – Он поднялся и протянул ей руку. –
Я провожу тебя до машины. Или этого лучше не делать?
– Лучше не надо, – с улыбкой ответила она, –
но ты можешь проводить меня до полдороги.
Уже темнело, и ей не очень-то хотелось возвращаться одной в
темноте. Она вопросительно взглянула на него, приподняв брови, ее глаза еще
больше выделялись на осунувшемся лице.
– Как Аманда?
– Скучает по тебе… почти так же сильно, как я. –
Он мягко улыбнулся.
– Как она провела лето? – Рафаэлла не улыбнулась в
ответ.
– Она прожила у Кэ почти пять дней. Моя драгоценная
сестрица планировала, что целый месяц будет демонстрировать ее избирателям.
Мэнди посмотрела на всю эту кухню и решила убраться подобру-поздорову.
– Она вернулась домой?
– Нет, мама взяла ее с собой в Европу. Кажется, они
неплохо провели время.
– Разве она тебе ничего не рассказывала?
Он посмотрел на Рафаэллу долгим взглядом:
– До сегодняшнего дня я вообще плохо слышал, что мне
говорили.
Она кивнула, и они пошли дальше. Наконец она остановилась.
– Дальше я пойду одна.
– Рафаэлла… – Он помедлил и решился все же
попросить ее: – Можно, мы будем иногда встречаться? Вместе пообедаем… выпьем
что-нибудь…
– Я не могу на это согласиться.
– Но почему?
– Потому, что нам обоим хотелось бы большего, и ты это
знаешь. Пусть все останется как есть, Алекс.
– Почему? Чтобы я тосковал по тебе, а ты доводила себя
до изнеможения? И это ты находишь справедливым? Поэтому отец пригрозил тебе
смертью Джона Генри? Чтобы заставить нас жить такой невыносимой жизнью? Неужели
ты не ждешь от жизни ничего большего, Рафаэлла? – Не в силах совладать с
собой, он приблизился и нежно обнял ее.
– Неужели ты обо всем забыла?
Она чуть не заплакала, уткнувшись ему в плечо.
– Я все, все помню… но это все позади.
– Нет. Я ведь люблю тебя. И буду любить всегда.
– Но ты не должен. – Она все-таки подняла
голову. – Забудь обо всем. Ты должен это сделать.
Алекс покачал головой и спросил:
– Что ты делаешь на Рождество?
Рафаэлла удивленно взглянула на него, не понимая, что у него
на уме.
– Ничего. А что?
– Аманда уезжает к маме, на Гавайи. Они улетают в пять
вечера накануне Рождества. Почему бы тебе не прийти ко мне на чашку кофе? Я
обещаю, что не буду докучать тебе и требовать невозможного. Я просто хочу тебя
видеть. Это так важно для меня. Рафаэлла, пожалуйста…
Его голос задрожал, и тогда она, из последних сил стараясь
быть твердой, оттолкнула его и покачала головой.
– Нет, – прошептала она чуть слышно. – Нет.
– Я не хочу тебя заставлять. Но я буду дома. Один. Всю
рождественскую ночь. Подумай об этом. Я буду ждать.
– Нет, Алекс… ради Бога…
– Не волнуйся. Если ты не придешь, я все пойму.
– Но я не хочу, чтобы ты ждал меня. И я не хочу приходить.
Он промолчал, но в глубине души у него затеплилась надежда.
– Я буду ждать.
Он улыбался.
– А теперь прощай.
Он поцеловал ее в лоб и потрепал по плечу своей большой
рукой.
– Береги себя.
Она ничего не ответила и медленно пошла прочь. Один раз она
оглянулась. Он стоял на месте, и ветер теребил его темные волосы.
– Я не приду, Алекс.
– Ничего страшного. Я все-таки буду ждать. Вдруг ты
надумаешь.
Она уже дошла до лестницы, ведущей наверх, к машине, когда
он крикнул ей вслед:
– До Рождества!
Он смотрел, как она поднималась, и думал о преданности
Рафаэллы Джону Генри, о ее любви к нему самому, о ее обязанностях. Она была
вольна в своих поступках.
И он не мог перестать ее любить.
Глава 28
Маленькая рождественская елочка мерцала на карточном столе,
словно освещая Рафаэллу и Джона Генри. Они разделывались с индейкой, держа на
коленях слишком надоевшие всем в этом доме подносы. Он был сегодня совсем
тихим, и Рафаэлле подумалось, что праздник скорее угнетал его, напоминая о
былых катаниях на лыжах в дн?? его юности, об их рождественских каникулах вместе
с Рафаэллой или о тех годах, когда его сын был маленьким и фойе на первом этаже
украшала огромная елка.
– Джон Генри… дорогой, ты хорошо себя
чувствуешь? – Она наклонилась к нему, и он молча кивнул. Он думал об
Алексе и их разговоре. Что-то было явно не так, но в последние месяцы ему так
нездоровилось, что он почти не обращал внимания на состояние Рафаэллы. Ей
всегда удавалось его одурачить: в своем стремлении поддержать его настроение
она искусно прятала свои переживания. Он со вздохом откинулся на подушки.
– Я так от всего этого устал, Рафаэлла!
– От чего, от Рождества? – удивилась она. Комнату
освещали только елочные гирлянды, но, возможно, его раздражало бы яркое
освещение.
– Нет, от этого всего… от жизни… от обедов… от
новостей, в которых нет ничего нового. Я устал дышать… разговаривать…
спать… – Он быстро взглянул на Рафаэллу, глаза его были грустны.
– А от меня ты еще не устал? – Она улыбнулась и
наклонилась к нему, чтобы поцеловать, но он отвернулся.
– Не надо… – глухо произнес он, уткнувшись в
подушку.
– Джон Генри, что случилось?
Рафаэлла была удивлена и обижена, и он медленно повернулся к
ней.
– И ты еще спрашиваешь? Как ты можешь… так жить?.. Как
ты можешь это выносить? Иногда… я думаю о стариках… которые умирали в Индии… а
их молодые жены… должны были всходить на погребальный костер… Я ничем не лучше,
чем они…
– Замолчи. Не говори глупостей… Я люблю тебя…
– Значит, ты ненормальная, – не на шутку
рассердился он. – Но если ты и чокнутая, то я – нет. Почему ты никуда не
уезжаешь? Отдохни… сделай что-нибудь, Бога ради… Но только не прожигай свою
жизнь, сидя возле меня… Моя жизнь кончилась… – Его голос стал совсем
тихим. – Моя жизнь кончилась. И она была бесконечно долгой.
– Неправда.
Она пыталась его утешить, но слезы застилали ей глаза. Один
его вид раздирал ее сердце на части.