– Алекс… Я бы хотела… Я не против. Но не смогу.
Она и так совершила сегодня вечером трудный шаг. И еще не
готова на большее. Нельзя же внезапно оставить Джона Генри.
Он медленно кивнул:
– Я понимаю.
И обернулся к той женщине, которая принадлежала не ему, а
другому, но которую он так полюбил.
– Наверно, пробуду там некоторое время.
В свою очередь, кивнула она. Ей безумно хотелось отправиться
с ним, но обоим было ясно, что этого она не сможет сделать. Ей оставалось
прижимать его к себе, утешая:
– Мне жаль, Алекс.
– И мне. – Он несколько пришел в себя. –
Сестрицу мою высечь надо за то, как она следила за своей дочкой.
– Ее ли это вина? – Рафаэлла была поражена.
– Отчего девочка была одна? Есть у нее мать, черт
возьми? И где был отец?.. – Алекс вновь разрыдался, Рафаэлла обняла его с
новой силой.
Трижды за ночь они звонили в больницу, и Аманда находилась
по-прежнему в критическом состоянии. Оба были в полном изнеможении, но Рафаэлла
еще помогла ему уложить вещи. Они долго сидели и беседовали, уставясь на огонь.
Алекс вспоминал, какой была Аманда в раннем детстве. И Рафаэлле стало ясно, как
он любит свою племянницу и как ему горько, что издавна у родителей не
находилось времени ею заниматься.
– Алекс… – обратилась она к нему в
задумчивости. – Почему бы не перевезти ее сюда, когда ей станет лучше?
– Сюда, в Сан-Франциско? – поразился он. –
Как мне удастся это сделать? Я не готов… не готовился… – Добавил со
вздохом: – Целыми днями в конторе. Дел полно.
– И у ее матери тоже, а разница в том, что ты любишь
Аманду.
Рафаэлла мягко улыбнулась, и ему подумалось, что никогда при
нем не выглядела она такой красивой, как сейчас.
– Когда погиб мой брат, а мать вернулась в
Санта-Эухению к своим сестрам, мы с отцом остались вдвоем. – Мысли ее
ненадолго обратились в прошлое. – Думаю, мы принесли немалую пользу друг
другу.
Алекс, выслушав ее, задумался.
– Я сомневаюсь, что родители позволят мне увезти ее
сюда от них.
Рафаэлла начала успокаивать его:
– После того, что произошло, им ли выбирать? Разве нет
их вины в том, что мало заботились о дочери, что позволяли ей туда ходить, да и
вообще знали ли они, где она бывает?
Он ничего не сказал, лишь согласно кивнул. Как раз о том же
думал он этой ночью. Во всем винил сестру. И ее безумные амбиции, с давних пор
заслонившие ей все прочее.
– Я обдумаю это – Потом пристально взглянул на нее.
– Мы ведь можем подготовить для нее третий этаж,
правда?
Она усмехнулась:
– Да, мы можем. Я спокойно смогу устроить все за
несколько дней. Однако, Алекс…
В глазах ее был невысказанный вопрос, и на сей раз
усмехнулся Алекс:
– Она тебя полюбит. В тебе есть все, в чем отказывала
ей родная мать.
– Но матери, Алекс, такое может не понравиться. В конце
концов, я… не… – отрывисто и нервно говорила она, но он возразил:
– Что? Какое это имеет для нас значение? Она не
согласилась:
– А для других, для тех, кто важен для Кэ, это
покажется неприемлемым.
– Ничего не желаю знать! – резко ответил Алекс.
При этом он пронзительно посмотрел на Рафаэллу, рассуждая о своих родственниках
и о поездке в Нью-Йорк: – Хотелось бы, чтоб ты отправилась со мной.
Он заговорил об этом вновь, глядя, как она одевается, чтобы
идти домой, теперь он повторил это в последний раз, шепотом, когда она
приготовилась оставить его и пройти в одиночестве последний квартал, отделяющий
ее от дома.
В утренней дымке ее глаза блеснули, впрочем, Рафаэлле
показалось, что и глаза Алекса увлажнились. Они оба думали об Аманде, сберегая
ее живой в мыслях и в беседах, устремляясь душой к девочке, лежавшей избитой и
униженной в далеком Нью-Йорке. Но не об Аманде думала Рафаэлла, вновь целуя
Алекса и касаясь на прощание его щеки.
– Мне бы тоже следовало поехать.
Вновь ощутила она всю жестокость обстоятельств, вес и груз
обязанностей, которые должна выполнять по отношению к Джону Генри. Но теперь
Рафаэлла благодарила судьбу, что в ее жизнь вернулся Алекс и можно делить с ним
хоть ночь. Об одном она действительно сожалела – что не может быть ему помощницей
в нелегкой поездке в Нью-Йорк.
– Ты там справишься?
Он кивнул, но невесело. Справится. А вот как Аманда? Они
решили поселить ее в Сан-Франциско, но останется ли она в живых? Эта мысль
пронзила обоих в тот момент, когда Рафаэлла ласково касалась губами его глаз.
– Можно, я позвоню тебе?
Он кивнул, заулыбавшись. Оба понимали, как много
переменилось в их отношениях с начала этого вечера. Вместе они совершили этот
шаг, рука об руку.
– Я думаю остановиться у матери.
– Передай ей мой самый нежный привет. – Их глаза
встретились, и она в последний раз поцеловала его. – И не забывай, как
сильно я тебя люблю.
Долгим и крепким был его поцелуй, и вот она уходит, на этот
раз окончательно. Пролетит минута-другая, хлопнет тяжелая дубовая дверь, и
Алекс заспешит домой, чтобы, ополоснувшись и одевшись, отбыть в семь ноль-ноль
рейсом до Нью-Йорка.
Глава 13
Шарлотта Брэндон нервничала, поджидая его в больничном
вестибюле, поглядывая на конторку регистратуры и на автоматы по продаже конфет
и кофе. Алекс ушел наверх, на первую встречу с Амандой. Самые свежие сведения,
которые он получил, позвонив из «Карлейля», были таковы: ей стало лучше,
подавленность чуть ослабела, но боли не исчезли. Посещения противопоказаны, но
раз уж Алекс прибыл издалека ради свидания, его допустят в отделение
интенсивной терапии в ближайший час, минут на пять или десять, но не более.
Итак, Алекс скрылся в лифте, а его мать неподвижно сидела,
поглядывая на проходивших мимо незнакомых людей, спешивших войти или выйти из
вестибюля, несущих цветы, подарки, пакеты с тапочками и пижамами. Дважды
заметила она женщин на сносях, вошедших неуклюже, с напрягшимся лицом, каждая
вцепилась в руку мужа, а у того в другой руке была сумочка с туалетными
принадлежностями. Шарлотта с нежностью вспомнила подобные моменты собственной
жизни, но сейчас ощущала себя старой и усталой, думать могла только о своей
внучке, что лежит этажом выше. А Кэ до сих пор к ней не явилась. Еще через
несколько часов она должна прилететь из Вашингтона. Джордж заходил, конечно, но
лишь изучал клинические данные, расспрашивал дежурного врача и медсестер, а
девочку мало чем поддержал.
В нынешних обстоятельствах Джордж плохо выполнял роль отца.
Не мог положительно влиять на самочувствие своей дочери.