Размышляя о том, что она закажет в ресторане («Хорошо бы
начать с черепахового супа и моллюсков под майонезом…» — мечтала она), Паскаль
проехала мимо пары разваливающихся кирпичных столбов, на которых висели
покосившиеся железные ворота. Сначала она не обратила на них внимания, однако,
когда ей пришло в голову взглянуть на номера на табличках, Паскаль обнаружила,
что все-таки проехала нужный дом. Развернувшись, она поехала в обратную сторону
— и снова промахнулась. Паскаль развернулась еще раз и поехала очень медленно.
Въезд должен был быть где-то здесь — она чувствовала это, но найти его не
могла, хоть тресни! Казалось, виллу специально прятали от глаз посторонних.
Наконец она остановилась у дома, номер которого
предшествовал нужному ей, и, остановив машину, огляделась. Взгляд Паскаль
уперся в столбы ворот. Приглядевшись, она увидела проржавевшую жестяную
табличку с номером, болтавшуюся на одном гвозде. Номер совпадал.
Кроме того, на табличке было написано: «Coup de Foudre», что
в переводе с французского означало «удар молнии» или — в переносном смысле —
«любовь с первого взгляда».
— Странно!.. — вслух произнесла обескураженная
Паскаль. — Наверное, это какая-то ошибка?!
Между тем сгустились сумерки, и она решилась. Тронув машину
с места, Паскаль свернула на извилистую подъездную аллею и медленно поехала
вперед, лавируя между разросшимися кустами, ветви которых со скрежетом царапали
крылья машины. С каждой минутой в ней нарастали беспокойство и тревога.
Насколько она помнила, на фотографиях ворота виллы выглядели совсем не так, да
и подъездная дорожка была ровнее. О-ох!.. Машина подскочила на очередном ухабе,
и Паскаль едва не прикусила язык. Аллея явно была не в идеальном состоянии, к
тому же она заросла не то травой, не то кустарником — таким высоким, что
Паскаль приходилось его объезжать. Нестриженые живые изгороди, выхваченные из
полумрака светом фар, выглядели как декорации для съемок фильмов ужасов, и в
душе Паскаль шевельнулось недоброе предчувствие. Стараясь справиться с ним,
Паскаль нарочито громко рассмеялась, и… смех замер у нее на губах, когда она в
последний раз повернула и увидела наконец дом.
Ничего подобного Паскаль не ожидала. Роскошная вилла,
которой они любовались на снимках, на деле оказалась довольно ветхим особняком
в средиземноморском стиле. Облупленные стены заросли плющом, переплеты
балконных окон почернели от дождей, мраморные перила крыльца покрылись паутиной
трещин, а ступени были стерты и осыпались.
Паскаль машинально нажала на тормоз. Переваливаясь на
кочках, машина прокатилась еще несколько метров и встала, но Паскаль продолжала
сидеть на месте, в немом изумлении разглядывая дом. Судя по всему, он был
покинут уже довольно давно — не два года назад, как ее уверяли, а годах этак в
пятидесятых. Примерно тогда же были сделаны и фотографии, которые так очаровали
Паскаль и ее друзей.
«Но ведь это же мошенничество!» — подумала она, в отчаянии
разглядывая газон перед входом. Трава на нем была почти по пояс высотой. Из
травы выглядывала облезлая деревянная мебель и заржавленный остов садового
зонтика над столом из кованого железа, глядя на который Паскаль невольно
подумала — человеку, который рискнет за ним позавтракать, придется сделать укол
против столбняка. Все вместе снова напомнило ей декорацию к какому-то
фантастическому фильму, и Паскаль захотелось спросить, уж не шутка ли это.
Но спросить было не у кого, к тому же здравый смысл подсказывал
ей, что шутками здесь и не пахнет. Это и была та самая «очаровательная вилла на
берегу Средиземного моря», которую они сняли за такие большие деньги. «Любовь с
первого взгляда»?.. Как бы не так! Скорее уж «Удар молнии» — удар, поразивший
саму Паскаль.
— Merde! — негромко выругалась она, открывая
дверцу машины и боязливо спуская в траву ноги. Почему-то ей подумалось, что
здесь могут водиться змеи. Впрочем, у нее еще оставалась слабая надежда, что
внутри особняк выглядит лучше, чем снаружи, хотя это и было маловероятно.
Поминутно оступаясь в кротовые норы, Паскаль заковыляла по
дорожке к дому и поднялась на крыльцо. Оно было увито длинными плетями
одичавших роз. Аккуратные цветочные клумбы перед верандой исчезли, наверное,
уже много лет назад. Фонарь над крыльцом не горел, и Паскаль некоторое время
шарила руками по стене, пытаясь нащупать звонок и жалея, что не догадалась
посигналить. Она помнила, что на вилле постоянно живут горничная и садовник.
Что это за садовник, изумилась она, который так запустил сад, к тому же они оба
должны были ждать ее, так как перед отъездом из Парижа Паскаль дала телеграмму,
сообщая о своем приезде. Наконец она нащупала дверной молоток и постучала.
Но ей никто не открыл. На ее стук откликнулась только целая
свора собак (судя по лаю, штук сто, не меньше), которые звонко лаяли где-то в
дальних комнатах особняка, и Паскаль постучала сильнее. Прошло добрых пять
минут, прежде чем до ее слуха донесся звук шагов. Дверь отворилась, и Паскаль
увидела перед собой невысокую женщину с целой шапкой мелко завитых
обесцвеченных волос, которые стояли дыбом и напоминали парик. Такие парики
можно было увидеть только в самых тупых американских комедиях шестидесятых
годов. Личико у женщины было круглым, как маленькая луна, а крошечные глазки напоминали
бусинки.
Кажется, горничную звали Агатой, припомнила Паскаль и, с
трудом оторвав взгляд от ее волос, сказала по-французски:
— Я — Паскаль Донелли. А вы, вероятно, Агата?..
— Oui, c'est moi. Да, это я, — отозвалась
горничная, и Паскаль почувствовала себя глупо. В самом деле, кто же еще это мог
быть? Только теперь она разглядела, что на Агате надет очень тесный топик, лишь
чудом сдерживавший напор пышного бюста. Белевший в полумраке округлый, дряблый
живот нависал над самыми короткими шортами, какие Паскаль когда-либо
приходилось видеть. Только ноги у нее были красивыми, но обута она была в
босоножки на каблуках длиной в добрых шесть дюймов. В пятидесятых годах такие
туфли назывались «небоскребами», но с тех пор мода ушла далеко вперед.
Щурясь от дыма сигареты без фильтра, торчавшей из уголка
небрежно накрашенных губ, Агата без малейшего интереса разглядывала гостью.
Вокруг ее щиколоток вертелись и прыгали три небольшие белые собачки, в которых
Паскаль признала карликовых пуделей. Пудели были безупречно подстрижены и — в
отличие от хозяйки — выглядели так, словно только что вернулись из
парикмахерской. На шее у каждого красовался крошечный розовый бантик.
Словом, зрелище было еще то, и Паскаль несколько мгновений
молча таращилась на Агату, пытаясь определить ее возраст. На вид ей было под
пятьдесят, может быть, больше, но кожа на ее маленьком круглом личике казалась
упругой и гладкой.
Тем временем один из пуделей попытался укусить Паскаль за
ногу, второй вцепился в туфлю, и она невольно попятилась.
— Послушайте, что все это значит?! — вырвалось у
нее.
Агата лениво пожала круглыми плечами.
— Это мои песики. Не бойтесь, они вас не тронут, —
проговорила Агата, не сделав ни малейшей попытки отогнать своих
любимцев. — Так значит, вы — мадам Донелли?.. Что ж, в таком случае —
проходите…