Проделки Джинна - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Саломатов cтр.№ 56

Такого поворота событий Зайцев даже не мог себе представить. Этот полубезумный, хилый мозгляк вознамерился построить целую подземную империю и очевидно собирался предложить ему должность советника или первого министра. Подобная идея могла возникнуть в башке только такого человека как Мишка–дурачок: психически неуравновешенного, физически ущербного маниакального себялюбца. Но самым ужасным Алексею показалось то, что в принципе этот невероятный план был вполне осуществим. Зайцев очень ярко представил, какими словами Мишка будет уговаривать дремучих кудияровцев, что будет сулить и на каких давно заржавевших струнах играть. Не менее страшно выглядела убежденность дурачка в своей правоте. В его словах не было ни грамма цинизма, и чисто внешне она являлась благом для этих несчастных одичавших калек. Он, Мишка, не вылезая из подземелья, желает построить руками кудияровцев настоящую, а не вымышленную Кудияровку, тогда как живущие на поверхности нормальные люди могут предложить ползунам лишь жалкое прозябание в убогом поселковом доме инвалидов, унизительное людское презрение и бесстыдное любопытство. А Мишка–дурачок вдруг вконец разоткровенничался и принялся фантазировать. При этом глаза у него подернулись мечтательной дымкой, он смотрел на стену поверх головы Алексея и каким–то кондовым, псевдо–газетным языком сладострастно перечислял:

— Построим подземные заводы, наладим производство стали, поднимем химическую промышленность. Здесь, у нас под землей, есть все полезные ископаемые. Все есть! Надо только это взять!

— Ты неграмотный идиот, — хрипло отозвался Зайцев. — Ты даже не соображаешь, что говоришь.

— Не надо ля–ля, — на этот раз обиделся Мишка. — У меня десять классов. Как–нибудь разберемся. Вон, даже древние греки две тысячи лет назад выплавляли чугун и сталь. А мы, слава богу, уже в космос летаем.

— Кто это мы? — поразился Алексей.

— Мы, русские люди, — ответил дурачок.

Этот невыносимый бред заставил Зайцева застонать. «Почему древние греки? — с тоской подумал он. — Какой чугун? Мы в космос летаем! Что он несет?»

— Хорошо, — как можно спокойнее проговорил Алексей. — А ногу мне зачем отрубать? Я и так могу…

— Ну, у тебя, небось, высшее образование, — начал Мишка. — А нам такие нужны позарез. Это и будет твоим первым вкладом в строительство подземного государства. Что–то вроде залога. Знаешь, когда берешь что–то напрокат, оставляешь залог.

— Так залог же возвращают! — воскликнул Зайцев. — А ногу–то не вернешь!

— Она тебе здесь и не пригодится, — резонно ответил дурачок. Научишься ползать и забудешь. Как я. Ты не веришь, потому что не хочешь остаться. Но это дело поправимое.

— Ты кем себя возомнил? — тихо спросил Алексей. — Отцом народов?

— Маленького народа, — поправил его Мишка и рассеянно добавил: — Пока маленького. И ты нам нужен, чтобы сделать этот народ большим. А то, что кудияровцы ползают, это ничего. Когда человек ползает, он ближе к земле. А тому, кто стоит, лучше видно не тех, кто ходит, а ползающих.

— Слушай, отпусти меня! — взмолился Алексей. — Обещаю, никому не скажу ни слова о вашем погребе. Клянусь! И стройте здесь что хотите: город Солнца или тракторный завод. Был же у вас здесь солдатик, это который сбежал. И никто не пришел и не разорил ваше подземелье. И я не стану. Живите, как хотите.

— А кто тебе сказал, что он сбежал? Здесь он, родимый, — хохотнул Мишка–дурачок, и от этого хохота у Алексея по спине побежали мурашки. — Не понимаешь ты, — серьезно и даже с некоторой досадой продолжил Мишка. Он перелез через распятого Зайцева, огорченно помотал головой и тихо повторил: — Не понимаешь. Ладно, потом поговорим. Время у нас есть.

Мишка собрался было покинуть святилище и пополз к выходу. Зайцев вдруг забеспокоился, с трудом приподнялся и совсем другим голосом, униженно попросил:

— Слушай.., почеши голову. Не могу больше. Блохи заели. Я так скоро сойду с ума.

— Терпи, стояк. Господь терпел и нам велел, — выползая из пещеры, ответил дурачок и затем, явно ерничая, добавил: — О, Господи, велика сила твоего огня. Помилуй мя, раба твоего Михаила.

Оставшись в одиночестве, Зайцев некоторое время лежал без единой мысли в голове. Забегать вперед и думать о своей участи у него не было сил, мучить себя воспоминаниями о такой далекой и ставшей уже нереальной жизни в Москве не хотелось, всерьез обсуждать с собой идиотский проект Мишки–дурачка казалось ему таким же безумием, как и сама идея. Алексею ужасно хотелось забыться, и он уже согласен был на кудияровский поганый самогон, но попросить было не у кого. Ко всему прочему, давящая подземельная тишина стала раздражать его не меньше укусов блох. Почему–то только сейчас Зайцев заметил, что здесь не слышно ни шелеста листьев, ни жужжания насекомых, ни завывания ветра в ветвях деревьев. Это снова напомнило ему второй круг дантова ада: могильное безмолвие, кровососущие твари и никакой надежды когда–нибудь выбраться на поверхность.

«Я уже умер, — без всякой горечи подумал Алексей. — Может быть это произошло давно, на болоте? А кудияровцы — это лишь мыслеформы? Как сказано в древнем буддийском трактате: не бойся их, не ужасайся, не трепещи. Знай, что они воплощение твоего разума. Смирись и возлюби их. Вместе с постижением этого наступит и освобождение».

— Ни черта не наступит! — вслух проговорил Зайцев и вдруг во весь голос закричал: — Самогонки! Дайте мне самогонки! Эй, кто–нибудь!

Зайцеву казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как Мишка покинул святилище. В ожидании посвящения в кудияровцы он едва не свихнулся. Намертво прикрученный к кресту, Алексей способен был лишь биться головой о брус, да ерзать из стороны в сторону бедрами. Из–за невозможности почесаться, все части тела и особенно голова зудели так, будто его поместили в муравейник — блохи словно задались целью пробуравить его черепную коробку и добраться до мозга. К этому добавлялись не менее сильные душевные муки. Зайцев не мог и не хотел смириться с тем, что через какое–то время ему отрубят кисть руки или ноги, но не мог и воспротивиться этому кровожадному ритуалу. Все вместе это было настолько невыносимо, что Алексей снова принялся изо всех сил орать.

В святилище ещё несколько раз заглядывал Пашка. Его бессмысленная изуродованая физиономия медленно выплывала из–за стены, словно ночной кошмар. Кудияровец на минуту застывал в бойцовской позе варана, наводил ужас на и без того распаленного, почти ополоумевшего Зайцева, а затем так же бесшумно исчезал. Но вскоре Пашку позвали. Алексей даже расслышал то ли далекий призывный клекот, то ли эхо окончания слова, и догадался, что скорее всего его охранник уполз пить самогон.

Накричавшись до хрипоты, Зайцев ещё долго кашлял, плакал, ругался и даже молил о спасении христианского бога, в которого никогда не верил. Но здесь, во владениях кудияровского Плутона, мольбы его оставались неуслышанными. И вскоре Алексей почувствовал такую усталость, что его начало покидать сознание. Он стал забываться, но это не было сном. Мыслил Зайцев почти ясно, а то, что ощущал, никак нельзя было назвать реальностью. Его словно бы окутывало темным опиумным дурманом, постепенно он потерял связь с телом, и оно вдруг воспарило под самый потолок, тогда как сам Алексей, то есть, его сознание, оставалось прикованым к кресту. Душа и тело Зайцева будто поменялись местами. Первая томилась в плену, второе же совершенно свободно купалось в эйфории. Эта спасительная метаморфоза вернула Алексею способность размышлять — все, что ему оставалось — и он принялся философствовать на тему очень далекую от подземного плена. Впрочем, размышления его были болезнеными, он не отдавал себе отчета в том, что думает, пока случайно не поймал себя за этим процессом и не посмеялся над полубредовыми рассуждениями. В другое время это нисколько не удивило бы психолога–профессионала, а сейчас он вдруг заинтересовался, кто же все–таки в нем философствует о судьбах человечества, и кто, застав его за этим занятием, высокомерно насмехается над ним. «Понятно, что эти глупые идеи принадлежат мне, — поражаясь, с каким трудом в голове ворочаются мысли, думал Зайцев. — Но потом откуда–то из небытия вынырнул я–второй и смутил меня первого своим присутствием. Это похоже на то, как человек входит в комнату и застает самого себя за непристойным занятием. Или подсматривает за собой в замочную скважину. Но для этого он должен находиться одновременно по обе стороны двери. Стало быть нас все–таки двое. Вот только разобраться бы, who is who, кто есть я рассуждающий и кто подглядывающий, кто смущает, и кто смущается?» «Я и есть первый и второй, — сам ответил Алексей. — Я ловец и дичь, судья и подсудимый, виновник событий и его единственный невольный свидетель… А кудияровец — это тот, кто стоит только по одну сторону двери. Машина без водителя, один в одном лице.»