— Такое происходит в низкопробных кабаках, завсегдатаем
коих вы являетесь, а не в книжном магазине.
— Возражение. Я прихожу в книжную лавку и вижу такую
очаровательную приказчицу, как ты. И я готов купить у нее даже последнюю
национальную премию по литературе.
— Это потому, что у вас воображение еще грязнее, чем
насест в курятнике.
— Кроме того, я, или, вернее, мы оба, в неоплатном
долгу перед Семпере.
— Удар ниже пояса.
— Так не вынуждай меня применять еще более бесчестные
приемы.
Любая стратегия убеждения, достигающая цели, апеллирует
сначала к любопытству, затем к тщеславию и, наконец, к доброте или угрызениям
совести. Исабелла потупилась и неохотно кивнула.
— И когда вы предполагаете привести в действие свой
план с тайной благодетельницей?
— Не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать
сегодня.
— Сегодня?
— Сегодня днем.
— Скажите правду. Цель этого замысла — отмыть деньги,
которые вам платит патрон, и очистить совесть, или что у вас есть в том месте,
где ей положено находиться?
— Ты же знаешь, я всегда руководствуюсь эгоистическими
соображениями.
— А что произойдет, если сеньор Семпере откажет?
— Убедись, что его сын находится в лавке, и приходи,
одетая в воскресное платье, только не для мессы.
— Унизительный и оскорбительный план.
— И он тебе нравится.
Исабелла все-таки улыбнулась, плутовка.
— А что, если сын в порыве отваги решится зайти далеко?
— Гарантирую, наследник тебя пальцем не тронет без
согласия священника и официального разрешения церкви.
— Каждому свое.
— Ты сделаешь это?
— Для вас?
— Для литературы.
23
Когда я вышел на улицу, внезапно налетел холодный
пронзительный ветер, спешивший вымести улицы, и я понял, что осень вступает на
цыпочках в Барселону. На пласа Паласио я сел в трамвай, пустой вагон, похожий
на большую мышеловку из кованого железа. Я сел у окна и купил у контролера
билет.
— До Саррии? — спросил он.
— До главной площади.
Я прислонился головой к окну, и вскоре трамвай с толчком
тронулся с места. Закрыв глаза, я погрузился в то дремотное состояние,
насладиться которым дано лишь пассажирам механического средства передвижения —
сон современного человека. И снилось мне, что я еду на поезде, сделанном из
черных костей, с вагонами, имевшими форму гроба. Поезд мчался по пустынной
Барселоне, усеянной кучками одежды, как будто тела, некогда облаченные в эти
вещи, бесследно испарились. Плантация беспризорных шляп и платьев, костюмов и
ботинок покрывала улицы, скованные тишиной. За локомотивом тянулся шлейф
багрового дыма, растекавшегося по небу, словно пролитая краска. Моим попутчиком
был улыбавшийся патрон, одетый во все белое и в перчатках. Какая-то темная,
вязкая субстанция капала с кончиков его пальцев.
— Что случилось со всеми?
— Верьте, Мартин. Верьте.
Я пробудился, когда трамвай неспешно въезжал на главную
площадь в Саррии. Я выскочил из вагона до того, как он полностью остановился, и
зашагал вверх по крутой улице Майор-де-Саррия. Через пятнадцать минут я достиг
цели своего путешествия.
Шоссе Вальвидрера начиналось в тенистой аллее, тянувшейся
позади замка из красного кирпича, где размещалась Коллегия Сан-Игнасио. Улица
поднималась в гору, окаймленная особняками, и устланная ковром палых листьев.
Низкие облака скользили вдоль склона, расползаясь клочьями тумана. Я пошел по
нечетной стороне улицы, разглядывая стены и садовые решетки, пытаясь прочитать
номера домов. За оградами виднелись фасады из потемневшего камня и пересохшие
фонтаны на песчаных дорожках, заросших сорняками. Я миновал длинный участок пути,
затененный вереницей кипарисов, и обнаружил, что за одиннадцатым номером дома
следует пятнадцатый. Я остановился в растерянности и отступил, повернув назад в
поисках дома номер тринадцать. У меня уже начали закрадываться подозрения, что
секретарша адвоката Валеры оказалась хитрее, чем я думал, и снабдила меня
неверным адресом, как вдруг наткнулся на проулок, уходившим вбок от главной
улицы. Примерно через полсотни метров он упирался в черную решетку ворот с
частым гребнем заостренных пик по верхней кромке.
Я ступил в узкий переулок, вымощенный брусчаткой, и
приблизился к воротам.
Сад, густо заросший и неухоженный, перебрался на внешнюю
сторону ограды, и ветви эвкалипта прорастали сквозь прутья, словно руки узника,
молитвенно простертые из камеры. Я раздвинул листья, укрывавшие часть стены, и
прочитал буквы и цифры, вырезанные нa камне: «Каса Марласка, 13».
Я двинулся вдоль ограды, опоясывавшей сад, пытаясь заглянуть
внутрь. Метров через двадцать я набрел на железную калитку, вмурованную в
каменную стену. На металлической створке, покрытой глубоко въевшейся ржавчиной,
висел дверной молоток. Калитка была приотворена. Я толкнул ее плечом, и она
подалась, открывшись настолько, что я сумел просочиться в щель, не порвав
одежды о торчавшие из стены острые камни. В воздухе витал густой дух сырой
земли.
Меж деревьев пролегала дорожка, выложенная мраморными
плитами, которая заканчивалась на лужайке, вымощенной светлым камнем. Сбоку
виднелся гараж с распахнутыми настежь воротами. В гараже стояли развалины того,
что было некогда машиной «мерседес-бенц», а ныне напоминало катафалк, брошенный
на произвол судьбы. Дом являл собой образчик архитектуры в стиле модерн — три
этажа изогнутых линий, накрытых неровной волной мансард, вздыбившейся башенками
и арками. Фасад, испещренный рельефами и горгульями, прорезали узкие
стрельчатые окна, заостренные, как кинжалы. В стеклах отражались облака,
безмолвно плывшие по небу. Мне показалось, что в одном из окон нижнего этажа
белеет чье-то лицо.
Плохо понимая зачем, я поднял руку и приветственно помахал.
Наверное, мне не хотелось, чтобы меня приняли за вора. Человек наблюдал за
мной, застыв неподвижно, точно паук. Я на миг отвел глаза, а когда посмотрел
вновь, силуэт исчез.
— Добрый день! — сказал я.
Подождав несколько мгновений и не получив ответа, я медленно
направился к дому. Вдоль восточной стены особняка лежал овальный бассейн. С
другой стороны тянулась застекленная галерея. Вокруг бассейна стояли
потрепанные парусиновые шезлонги. В темную гладь воды вдавался увитый плющом
трамплин. Я приблизился к краю бассейна: он был усеян палыми листьями и
водорослями, плавно колыхавшимися на поверхности. Разглядывая свое отражение в
воде, я вдруг заметил, что у меня за спиной вырастает темная фигура.
Я резко обернулся и увидел перед собой мрачное лицо с
заострившимися чертами. Женщина пристально изучала меня с беспокойством и
подозрением.