— Патрисия Деверо.
— Искренне рад знакомству.
Зеленые глаза Жюльена пристально осматривали девушку, и это
внимание ее смущало.
— Скажите мне, мисс Деверо, это ваш первый бал?
— Да, сэр, это так.
Ей следовало бы рассыпаться в восхищении, как изысканно
здесь все устроено, но Патрисии не хотелось очаровывать этого мужчину. Если она
ему нравится, значит, он опасен. Возможно, сейчас она впервые смотрит в глаза
человеку, который навсегда разлучит ее с Амосом.
Но казалось, ее нелюбезный ответ доставил ему удовольствие.
Его губы казались темными на фоне алебастровой кожи; Патрисия нашла, что этот
контраст производит впечатление чувственности, хотя обветренное смуглое лицо
Амоса казалось ей гораздо привлекательнее.
— Вы не заигрываете, как остальные девушки.
— Зато вы заигрываете, в точности как остальные юноши.
Хотя и менее любезно, как я вынуждена заметить, — ответила она, надеясь,
что уж теперь от него избавится.
Но Жюльен лишь мягко рассмеялся.
— Вы пришли сюда не по своей воле.
— Не думайте, будто вам известны мои желания.
— У вас есть гордость. То, чего столь прискорбно
недостает большинству присутствующих здесь дам. И многим из мужчин тоже. Они
пресмыкаются. Они приспосабливаются. А вот вы держите голову высоко поднятой.
Полагаю, у вас сильный характер, мисс Деверо.
Патрисия пожалела, что не может дать ему пощечину.
— Если вы не можете вести себя пристойно, мне придется
позвать компаньонку.
— Полагаю, в душе вы не слишком заботитесь о пристойном
поведении.
Бледные глаза Жюльена, казалось, заглядывали прямо ей в
сердце и видели там желание завлечь в свою постель Амоса. Патрисия ощущала
почти непреодолимое стремление бежать от него, как если бы он был грабителем на
темной ночной улице, а не джентльменом на приеме. Но страх и смущение вынудили
ее застыть на месте.
— Я буду вести себя пристойно — пока, — продолжил
он. — Могу ли я удостоиться вашего первого танца?
— Можете, сэр. — Она не смогла придумать веской
причины для отказа.
Первой оказалась виргинская кадриль — живой танец, в котором
все смеются и хлопают в ладоши. Патрисии всегда нравились кадрили. А при
участии стольких пар — по меньшей мере, трех дюжин — танцевать должно было
особенно весело.
Но только не с Жюльеном Ларро. Она твердила себе, что он
лишает ее присутствия духа только своей необычностью. Чтобы разобраться в
остальных, не требовалось даже знакомиться с ними — у этих самодовольных,
хвастливых юнцов не имелось забот более важных, чем получше намазать голову
блестящей помадой. Жюльен танцевал не хуже любого из них, ни разу не
оступившись, и все время улыбался, но не той глуповатой ухмылкой, что другие
мужчины, а холодной, почти насмешливой. Хуже того, казалось, он считал, что
Патрисия должна оценить шутку и разделить с ним веселье.
Танец закончился, и она на некоторое время сбежала от него к
другим партнерам — хотя едва ли это выглядело бегством, учитывая, как сильно на
них действовало ее очарование и как глубоко они были ею восхищены. Но в
середине вечера Жюльен пригласил ее снова — на вальс.
— Это намного более совершенный танец. — Партнер
вел ее, положив ладонь на спину девушки; у него были тонкие костлявые пальцы,
напомнившие ей когти. В воздухе разливался густой аромат камелий. — Куда
более интимный.
— Я вполне согласна.
— Вам это велела ваша мать? — Его бровь
презрительно выгнулась. — Соглашаться со всем, что бы я ни сказал?
— По правде сказать, она и впрямь на этом настаивала,
но это не имеет для меня значения. Я говорю, что согласна с вами, поскольку
действительно согласна. Как вам следовало бы уже понять, если вы скажете что-то
глупое, я не премину это отметить.
Он улыбнулся шире, сверкая зубами почти неестественной
белизны.
— Вы ведете себя совсем не как юная барышня, пытающаяся
подцепить мужчину.
— Возможно, я и не пытаюсь.
Она подумала об Амосе и о том, как они целовались под
магнолией.
— Зачем тогда вы здесь?
— У меня не было выбора, — прямо ответила
Патрисия.
Такая искренность должна была стереть усмешку с лица
Жюльена. Но не стерла.
— У вас может быть больше вариантов выбора, чем вы
полагаете.
— Вы имеете в виду себя?
— Можно выразиться и так.
Так скоро! Патрисия надеялась провести дома еще несколько
месяцев, прежде чем ей придется отдаться какому-нибудь незнакомцу. И вот перед
ней Жюльен Ларро, уже почти предъявляющий на нее права.
— Почему я? — прошептала она.
— Почему не одна из ваших пустоголовых подружек? —
Он кивнул в сторону угла, где неловкая девушка отважно пыталась заигрывать с
круглолицым Бергардом Уилкинсом. — Потому что вы носите свои атлас и
кружево, как некогда рыцари носили доспехи. Мне сдается, вы смотрите на жизнь
как на битву — а мне нравятся бойцы.
Патрисия знала, ей следует быть признательной уже за то, что
избравший ее мужчина, по крайней мере, не лишен ума и проницательности. Однако
ее не отпускало ощущение, что в Жюльене Ларро скрывается нечто неправильное. И
это пугало.
Но она могла думать только об одном. «Он отнимает меня у
Амоса. Отнимает так скоро».
После приема, в экипаже по дороге домой, сидящая рядом с ней
Альтея лучилась ликованием.
— Говорят, мистер Ларро недавно прибыл в город, но явно
происходит из хорошей семьи и чрезвычайно богат. Он снимает целые апартаменты в
лучшей гостинице и наводит справки насчет особняка на авеню Святого Чарльза.
Патрисия пожала плечами.
— Он разговаривал с мистером Бруссардом?
— Пока нет, но, полагаю, нанесет ему визит с утра.
— Как ты можешь быть так счастлива? — прошептала
Патрисия. — Как ты можешь желать мне подобного?
Холодная, притворная улыбка не исчезла с губ Альтеи.
— Это все, о чем ты только способна мечтать, —
ответила она. — Чего еще я могу желать?
«Чего еще ты можешь желать?» — явно подразумевала она.
Жюльен Ларро любезен и привлекателен. Его состояние
обеспечит ей хорошо обставленный дом, не слишком отличающийся от того, в
котором она выросла, и бессчетное множество красивых платьев и шляпок. Его рабы
будут заботиться о ней. Возможно, у нее появится даже собственная лошадь и
экипаж. Вот что ценила сама Альтея. Патрисия же хотела другого — свободы делать
собственный выбор. Но прошедший вечер лишит ее подобных возможностей на
будущее.
«По крайней мере, эту ночь я проведу с Амосом, —
напомнила она себе. — Этого они не смогут у меня отнять».