Дмитрия, казалось, позабавило, что я говорю за него, но он
не стал опровергать меня.
— Я и вправду не возражаю.
Она заколебалась.
— Ладно. Но тогда нам нужно отправляться.
Наша противозаконная вечеринка распалась. Морои двинулись в
одном направлении, мы с Дмитрием в другом. Они с Ташей договорились встретиться
через полчаса.
— Ну и что ты о ней думаешь? — спросил он, когда
мы остались одни.
— Она мне понравилась. Супер. — Я
задумалась. — И я поняла, о каких знаках ты говорил.
— Ой ли?
Я кивнула, глядя на дорожку, по которой мы шли. Она была
посыпана солью, и все же кое-где блестели участки льда.
— То, что она делала, — не ради славы. Долг. Так
же, как… Так же, как моя мама.
Мне претило делать это признание, но правда есть правда.
Возможно, Джанин Хэзевей — худшая мать, которую можно себе представить, но
страж она выдающийся.
— Дело не в знаках, не они имеют значение, будь то
молнии или шрамы.
— Ты быстро учишься, — одобрительно сказал он.
Я прямо раздулась от гордости.
— Почему она называет тебя Димка?
Он негромко рассмеялся. Он много смеялся тем вечером, и мне
это очень нравилось.
— Уменьшительное имя от Дмитрий.
— Бессмыслица какая-то — совсем не похоже на Дмитрий.
Тебя нужно называть… ну не знаю… Дими или что-то в этом роде.
— По-русски получается иначе.
— Странный ваш русский.
По-русски уменьшительное имя Василисы было Вася, что для
меня не имело никакого смысла.
— И английский не лучше.
Я лукаво посмотрела на него.
— Если ты научишь меня ругаться по-русски, я, может,
по-новому оценю твой язык.
— Ты и так ругаешься слишком много.
— Просто я так самовыражаюсь.
— Ох, Роза… — Он вздохнул. — Уж как ты
выражаешь себя, так, по-моему, никто не умеет.
Я улыбнулась, и некоторое время мы шли молча. Сердце
пропустило удар, я так счастлива была просто находиться рядом с ним. Когда мы
вместе — в этом есть что-то очень теплое и… правильное.
Пока я не столько шла, сколько парила над тропой, в голове зашевелилась
еще одна мысль.
— Знаешь, в шрамах Таши есть странность.
— Какая? — спросил он.
— Эти шрамы… Они ее портят, — медленно начала я,
чувствуя, как трудно выразить свою мысль словами. — В смысле, очевидно —
раньше она была по-настоящему красива. Но даже с этими шрамами… ну не знаю. Она
красива в каком-то другом смысле. Типа… Типа как будто они часть ее. Они делают
ее совершенной.
Дмитрий не отвечал, но искоса взглянул на меня. Я тоже, и,
когда наши взгляды встретились, я увидела в его глазах мимолетный отблеск
прежнего влечения. Он тут же исчез, но я его видела. На смену ему пришли
гордость и одобрение, что было почти так же хорошо.
Когда он заговорил, это прозвучало как эхо сказанного
прежде.
— Ты быстро учишься.
Шесть
Когда на следующее утро я отправилась на наше занятие перед
уроками, то была, как никогда, довольна жизнью. Тайные вчерашние посиделки
прошли просто супер, и я чувствовала гордость за то, что пошла против системы и
подтолкнула Дмитрия поехать с Ташей. И самое лучшее, вчера я впервые взяла в
руки серебряный кол и доказала, что умею обращаться с ним. Очень довольная
собой, я не могла дождаться начала следующего занятия.
Быстренько одевшись так, как всегда для этих занятий, я
буквально полетела к гимнастическому залу. Однако, сунув голову в ту комнату,
где мы упражнялись вчера, обнаружила, что она темна и пуста. Щелкнув
выключателем, я внимательно огляделась — на тот случай, если Дмитрий придумал
для этого занятия что-нибудь странное, завуалированное. Ничего. Пусто.
— Дерьмо, — пробормотала я.
— Его здесь нет.
Я взвизгнула и подскочила на десять футов. Резко
развернулась и наткнулась на взгляд карих прищуренных глаз матери.
— Что ты здесь делаешь?
Едва слова сорвались с моих губ, ум зарегистрировал, как она
одета. Обтягивающая рубашка с короткими рукавами, свободные, затягивающиеся на
шнурок штаны, похожие на мои.
— Дерьмо, — повторила я.
— Попридержи язык! — возмутилась она. — Мало
того что ты ведешь себя так, будто ничего не слышала о хороших манерах, еще и
выражаешься.
— Где Дмитрий?
— Страж Беликов в постели. Он вернулся всего пару часов
назад и нуждается во сне.
Брань чуть снова не сорвалась с моих губ, но я проглотила
ее. Конечно, Дмитрий спит. Он возил Ташу в Мизулу днем, в часы работы
человеческих магазинов. Технически он не спал всю академическую ночь и, скорее
всего, вернулся совсем недавно. Тьфу! Может, я и не стала бы подталкивать его к
этой поездке, если бы заранее подумала о таком ее результате.
— Ну, надо полагать, занятие отменяется… —
торопливо заговорила я.
— Успокойся и надень вот это.
Она протянула мне что-то вроде боксерских перчаток, но не
таких толстых и объемистых. Хотя предназначались они для того же — для защиты
рук.
— Мы работаем с серебряным колом, — надулась я,
натягивая перчатки.
— Ну а сегодня займемся этим. Вперед!
От всей души жалея, что по дороге от корпуса меня не сбил
автобус, я вслед за ней вышла на середину гимнастического зала. Ее вьющиеся
волосы были подняты и закреплены заколками — чтобы не мешать, и шея полностью
обнажилась. Кожа была покрыта татуировками. Самая верхняя представляла собой
извилистую линию: символическое изображение клятвы, даваемой по окончании
Академии, и согласия служить. Ниже шли знаки молнии, по одному за каждого
убитого стригоя. Точное количество их я сосчитать не могла, но скажу одно —
чудо, если на шее моей мамы найдется место еще для одной татуировки. На ее
счету немало смертей.
Наконец она остановилась, повернулась ко мне и приняла
атакующую позу. Ожидая нападения, я быстренько встала в ту же позицию.
— Чем мы будем заниматься? — спросила я.
— Основы нападения и защиты. Следи за красными линиями.
— Это все?
Она прыгнула на меня. Я отклонилась — совсем чуть-чуть — и в
процессе споткнулась о собственную ногу, но тут же поспешно выровнялась.
— Неплохо, — почти саркастически заметила
она. — Как ты грубо напомнила мне вчера, я не видела тебя пять лет и
понятия не имею, на что ты способна.