Карета рвалась вперед, давя и с треском сшибаясь с более
легкими повозками. Одна карета от удара повалилась набок, там заверещали на два
голоса, мелькнуло розовое платье. Еще одну развернуло боком, дышлом уперлась в
стену. Кучер лихо орал, свистел, плеть с азартом хлопала по лошажьим крупам.
Люди едва успевали шарахаться в стороны, а кто не успевал, того сбивало с ног.
Василь придержал коней, давая дорогу, с таким зверем
треснуться боками – себе дороже, и карета проломилась дальше, сцепилась с
кем-то колесами, обе встали, загородив дорогу и повозке Засядько, кучера орали
и размахивали бичами.
– Подожди здесь, – велел Засядько.
Он выскочил, в несколько быстрых шагов достиг сцепившихся,
двумя ударами шпаги обрубил постромки, и лошади освобожденно ринулись вперед и
пропали в ночи вместе с вопящим форейтором на передней. Кучер раскрыл рот и так
застыл, жалкий, растерянный, сидя на облучке, перед которым не было коней.
Засядько засмеялся зло, повернулся и пошел обратно к своей
карете. Но когда проходил мимо чужой, дверца распахнулась, оттуда вывалился
высокий человек с хищно загнутым носом. Он зарычал разъяренно:
– Опять? Опять вы?
– Простите, – сказал Засядько холодно, – что-то не
припоминаю, чтобы мы с вами были знакомы.
– Это вы не знакомы, – выкрикнул человек зло. – Но
я вас знаю неплохо!
– Тогда вам повезло больше, – сказал Засядько.
Он даже не подумал, что это могло прозвучать как
самопохвальба, каждый в сказанное вкладывает свой смысл, но незнакомец, похоже,
понял именно так, как жаждалось оскорбленному самолюбию. Засядько не успел
сделать второго шага, а в спину яростно крикнули:
– Мерзавец!
– Очень приятно, – ответил он, – а я –
генерал Засядько!
– Я знаю, кто вы! Вы мне за это поплатитесь!
Засядько обернулся:
– Если вы знаете, кто я, то знаете, куда прислать своих
секундантов.
Он открыл дверцу, увидел белое как мел лицо Оли.
Встревожился:
– Что-то случилось?
Она прошептала:
– Это Маратин…
—Ну и что? – удивился он. – А кто такой
Маратин?
– Он добивался моей руки.
– Многие добивались, – сказал он равнодушно. Подумал,
что его тон может обидеть ее, добавил: – Сколько же их! Я думал, Серж
был последним.
– Маратин был намного настойчивее. Но нам повезло, он был в
отъезде за рубежом, когда мы… все успели.
Карета выбралась напрямую к дому, Василь начал нахлестывать
коней. Колеса застучали чаще. Засядько отмахнулся:
– Ладно, забудем… Тебе не показалось, что со второго
действия певец был просто в ударе?
Глава 38
Он вскоре забыл об инциденте и был удивлен, когда на
следующее утро к нему явился гвардейский офицер в чине майора, представился и
сказал, что он прислан тайным советником Маратиным для вопроса о предстоящей
дуэли.
Засядько посерьезнел. Тайный советник – очень высокий
чин, в армии равен генералу, так что дуэль будет равная. Понятно и как Маратин
ненавидит его, ибо майор даже и не заикнулся о примирении.
«Интересно, – подумал Засядько, – что, если бы я
предложил принести свои извинения? Принял бы Маратин? Или месть ослепила
настолько, что жаждет пролить кровь в любом случае?»
– Как вызванный на дуэль, – говорил между тем
майор, – мой подопечный имеет право выбора оружия. Он предпочел шпаги…
«Надеется, что со шпагой у молодости больше
преимуществ, – понял Засядько. – Что ж, верно. Только не знает, что я
сейчас почему-то сильнее и ловчее, чем был двадцать лет тому. Или, по крайней
мере, равен тому безрассудному герою штурма Мантуи».
– Шпага так шпага, – сказал он. – Возражений нет.
– Теперь о месте…
– Да подберите сами, – бросил Засядько, – я
заранее согласен с вашим выбором.
Он чувствовал себя глупо. На дуэлях за всю бурную жизнь
почти не дрался, две-три не в счет… или пять, и не помнил точно, ибо жизнь шла
под свист пуль и рев ядер, рубил саблей с коня и пешим, стрелял в людей,
захватывая их батареи и отстаивая свои, тут счет был бы не на единицы, но вести
счет на войне безнравственно и аморально, не утки падали наземь под его выстрелами!
– Я знаю одно уединенное место за городом, –
сказал майор, кланяясь. – Близко, дорога отменная, и ехать не больше
получаса!
– Отлично, – согласился Засядько кисло, – я бы не
отказался и от места за десять минут от города.
– Увы, слишком много гуляющих… И усадьбы начинают
строить за городом.
– Против моды не попрешь, – вздохнул Засядько. –
Передайте, что я согласен. А секунданта я подберу сегодня же.
– Тогда назначим на завтра?
– На завтра, – согласился Засядько.
– Имею честь откланяться!
– До завтра.
Маратин шел, задумавшись, когда услышал быстро
приближающиеся шаги. В его сторону шел, держа его взглядом, Васильев, один
из высших офицеров Генштаба. Они были бегло представлены когда-то на каком-то
вечере, с того времени никогда не встречались, не разговаривали, инстинктивно
чувствуя антипатию друг к другу, и теперь Маратин удивился, когда Васильев
остановился рядом с ним:
– Граф, вы попали в неприятную ситуацию.
Голос Васильева был сочувствующий. Маратин поморщился:
– А вам какое дело?
– Есть дело.
– Какое все же?
Васильев оглянулся по сторонам, еще больше понизил голос:
– Засядько – первая шпага армии. Во всей Российской
империи не найдется человека, который бы виртуознее владел оружием. Будь то
шпага, сабля, пистолет или просто кулаки.
– Похоже, – буркнул Маратин с неприязнью, – вы все
деньги поставите на него.
Васильев криво улыбнулся:
– Поставлю. Но я очень хотел бы, чтобы победили вы.
– Почему?
Васильев прямо посмотрел в глаза молодого графа:
– У меня с ним личные счеты.
– Ого! Приятно, что не я один.
Голос Васильева стал хриплый от сдержанной ярости. Маратин
вдруг увидел всю глубину ненависти, обуревавшей этого человека.
– У меня тоже должна была быть с ним дуэль… Но это
случилось двадцать лет тому. Он уже тогда был первой шпагой Российской империи,
лучшим стрелком и наездником. У меня не было шансов. И я…
– Догадываюсь, – сухо сказал Маратин.
– У меня не было шансов! – повторил Васильев
затравленно. – Я отступил… Нет, я не стал извиняться, но я срочно
перевелся из части, а мы были в победоносных войсках Суворова в Италии…
Перевелся я в холодный Петербург. Родня и благожелатели говорят, что здесь я
лучше устроил свою карьеру, но я-то знаю, что с того дня мой дух был сломлен.
Я впервые отступил, и с тех пор моя жизнь стала сплошным отступлением.
Хотя со стороны казалось, что я поднимаюсь по ступенькам карьеры! Я каждый
день просыпался с ощущением поражения. Мои дни были отравлены, и я в горячечных
мечтах всегда побеждал его на дуэли, сбрасывал с высоких башен, топил в
бушующем море, растаптывал конем… Увы, это были только мечты. Сладкие, но
несбыточные. А вредить ему я мог только по мелочам. Такое пакостничество,
мелкое и жалкое, еще больше унижает меня и точит душу! Но вот вы сейчас, если
не откажетесь от дуэли…