— Мне показалось, уж извини…
— Ну говори!
— Показалось, что любой грех… прости, всегда слишком прост.
Чтобы грешить, не нужно ни ума, ни особой отваги. Грешат как раз слабые.
Она фыркнула.
— Это ты о своем опыте?
Он кивнул.
— И о своем. Я долго думал о природе греха.
— И что надумал?
Неловкая улыбка тронула его губы.
— Грех не в нашей природе, — произнес он
тихо, — у нас есть воля и свобода. И нет такого греха, который не
изглаживался бы признанием вины и готовностью принять наказание.
Она фыркнула громко и с отвращением:
— Адам, ты говоришь, как будто трусишь! Как же, все в
руке Всевышнего… Ха-ха, трепещи весь мир, как вот я трепещу. А показать, что не
боишься Его, страшно?
Он покачал головой.
— А как это я могу сделать, если Он прав, а я нет? Это
значит пойти не только против Творца, но и против себя.
Она сказала с насмешкой:
— Не узнаю тебя, Адам. Ты же был бунтарем! И постоянно
задавал Всевышнему неудобные вопросы. Я даже помню, как ты спрашивал, может ли
Он создать такой камень, который не смог бы поднять…
Он отмахнулся.
— Я был мальчишкой. Хоть и в теле взрослого мужчины.
Сейчас мне за то поведение неловко.
Она удивилась:
— С чего это?
— Повзрослел, — ответил он с усмешкой.
Она посмотрела ему в глаза.
— Но грешить не разучился?
— Стараюсь, — ответил он. — Иногда
получается.
— Сейчас не получится, — сказала она уверенно.
Глава 7
Небо постоянно закрыто либо тучами, либо плотными облаками,
иногда в каких-то местах слабо багровеет, и Адам догадывался, что именно там
находится солнце, которое он видел только в первый день, когда вышли из Эдема.
Сегодня по небу очень долго и медленно летела огромная призрачная
птица, закрывая собой треть небосвода и в то же время не затемняя, так как
сквозь нее можно было видеть лохматые облака. И сама птица выглядела как
сотканная из мельчайшей водяной пыли.
Адам задумался, не ангел ли, но ангелам, как он помнил,
Творец велел являться только в виде взрослых мужчин, ни в коем случае не
женщин, детей или животных. Возможно, по эту сторону рая живут совсем другие
существа, чем в Эдеме.
Отсюда, где они с Евой остановились, бывает очень далеко
виден дивный свет. Ева иногда уверяет, что это новый Эдем, Господь снова его
создал, намереваясь их простить и вернуть обратно, и только близость к нему
удерживает на расстоянии всяких чудовищ, но, если они начнут отдаляться,
опасность будет возрастать с каждым шагом.
Адам помалкивал, в возрождение Эдема не верил, это не
по-мужски — переигрывать сделанное. Если уж Творец решит, что Он перегнул
с наказаниями, Он должен облегчить им жизнь здесь, а не возвращать все обратно.
Иногда он угадывал в очертаниях облаков исполинские лица,
благородные, исполненные мудрости, светлые и даже светящиеся. Мелькала мысль,
что Господь следит за ним, но тут же одергивал себя. Творцу вовсе не нужно
делать себя видимым, да еще вот так заметно.
Каин из ребенка неуловимо быстро стал подростком, а тот за
каких-то несколько лет превратился в рослого крепкого юношу с развитой фигурой,
мускулистыми руками и выпуклой из-за широких пластин мышц грудью. Сперва он во
всем подражал отцу, ходил с ним на охоту и даже превзошел отца в умении ставить
ловушки на зверей, затем начал интересоваться тем, чем занимается его тихая и
всегда послушная мама.
Адам посмеивался, поддразнивал, говорил, что теперь у него
две стряпухи, обед будет если не вкуснее, то в двух котлах. Каин не обижался,
познавать новое всегда интересно, а когда все выспросил у мамы и понял, что и
почему у нее получается так, а не иначе, ушел и долго сам рыскал по лесам и
долинам.
Дочери росли тихими и незаметными, во всем послушными,
никогда не спорили и не приставали с расспросами. Обучались они трудно, зато
потом все выполняли очень старательно.
Адам был удивлен, когда Каин острым суком зачем-то всковырял
землю, а затем в солнцепек даже прикрывал ее срубленными ветвями.
— Что ты придумал? У тебя там гнезда кротов?
Каин помотал головой.
— Отец, мать ходит и собирает злаки по дальним долинам
и холмам. Я подумал, а не лучше ли, если они будут расти здесь, вблизи дома?
Адам подумал, развел руками.
— А что, они здесь вырастут?
— Разве ты не видел, — спросил Каин, — как
растения цветут, у них созревают семена, а потом эти зерна падают на землю?
— И что?
— Которые падают на сухую, — пояснил Каин, —
гибнут, а которые в рыхлую — прорастают. А если еще и дождик прольется…
Адам озадаченно подвигал бровями.
— Думаешь, у тебя получится? Ладно, Каин… Я уже сеял однажды,
но что-то взошло так мало, что я все оставил. Еще у меня есть семена, которые
передал мне ангел. Думаю, если они взойдут, то урожай будет получше, чем с
диких семян.
Каин встрепенулся.
— У тебя отборные зерна?
— Да.
— И ты все эти годы молчал?
Адам пожал плечами.
— Понимаешь… если бы мы умирали с голоду, я бы
обязательно их посеял. Но у меня всегда удача на охоте, как и в рыбной ловле.
Потому я не стал…
— Отец, но это же зерна! Мы можем собирать большой
урожай! Почему все-таки… на самом деле?
Адам вздохнул, развел руками.
— Сынок, есть такая вещь, как гордость. Она есть даже у
животных. У людей ее побольше, а у нас, мужчин, она часто вообще идет впереди
нас. Меня изгнали из рая, а я должен принимать подачку от своих изгонителей?
Потому я зерна хоть и взял, но оставил их вон там, в дальнем углу. Если хочешь,
пользуйся. Тебе можно, это не тебя выгоняли. А я не буду, понимаешь? Это меня
унизит.
Каин ответил очень по-взрослому:
— Понимаю.
— Вот и хорошо. Я люблю тебя, Каин.
— И я люблю тебя, отец! И горжусь тобой.
С того дня Каин ползал на четвереньках в долине между двумя
холмами, где есть и влага и земля хорошо прогревается солнцем, всматривался в
почву, кое-где рыхлил пальцами. Адам поглядывал с усмешкой, у него все просто и
понятно: догнал зверя — убил, поставил ловушку — поймал, а старший
сын задумал что-то уж совсем сложное и далекоидущее.
Однако однажды Адам увидел, как большой участок земли,
который Каин рыхлил так старательно, покрылся одинаковыми зелеными всходами. С
того дня Каин и спал там на краю своего поля, охраняя от зайцев, птиц и вообще
всех-всех, кто мог бы помять или повредить его стебельки.