— Но перемена настроения, как вы се называете, пришла
не сразу. Волчья ликантропия обнаружилась у меня в крови через сорок восемь
часов после нападения. Я решил до первого полнолуния успеть выбить побольше
монстров. — Он смотрел мимо меня, глаза его стали далекими, ушли в
воспоминания. — Я брался за самые опасные задания, которые мне удавалось
найти, и кончил тем, что поехал истреблять целое племя оборотней змей в
бассейне Амазонки. — Он обернулся к стоящему рядом смуглому
человечку. — Я решил, что десятки экземпляров любого зверя меня убьют
наверняка, а если нет, то первое свое полнолуние я встречу там, где не смогу
убить ни одного человека.
— Логично, — сказала я, потому что надо было
что-то сказать.
Он глянул на меня.
— Я собрался погибнуть, миз Блейк, но каждое животное,
которое я пытался убить, просто не хотело убивать меня. Когда настало первое
полнолуние, я был заражен самыми разными формами хищной ликантропии. В первую
луну я перекинулся тем, чем являются Абута и его соплеменники, потом волком,
потом медведем, потом леопардом, потом львом, и так далее, и так далее. —
Он смотрел на Абуту, и в его лице было что-то от той религиозной горячки,
которую излучал коротышка. — Они решили, что я бог, потому что могу
принимать столько обличий. Они поклонялись мне, и они послали половину своего
племени сопровождать меня обратно в цивилизацию.
Он засмеялся — резко, неприятно. От этого смеха у меня
почему-то волосы зашевелились на затылке.
— Ты убила их всех, кроме троих, Анита. Можно мне
называть тебя Анитой?
Я кивнула. Мне было почти страшно что-нибудь сказать, потому
что на лице Кинга сменяли друг друга эмоции, совершенно неподходящие к его
спокойным словам, будто он ощущал что-то, чего сам не осознавал. Так бывает,
когда смотришь плохо дублированный фильм, но тут не только слова были не те, но
и движения тела.
Колючий прилив энергии полыхнул от него жаром, и глаза его
изменились. Один стал светло-зеленым, леопардовым, другой янтарным, волчьим. Не
только цвета радужек не совпадали, но и форма зрачков, и форма орбит каждого
глаза. Движения костей я не успела заметить — все было слишком быстро.
На губах зазмеилась улыбка. Изменилось все — выражение лица,
поза тела, и это не была перемена оборотня, это просто другая личность заняла
место в коже Кинга. Голос Химеры зазвучал с южным акцентом — тот голос, который
раздавался из громкоговорителей, когда нам устроили засаду.
— Бедняга Орландо, он уже просто не может вынести. Он
ненавидит себя такого, каким он стал.
Кажется, я перестала дышать на пару секунд, и потому
следующий вдох получился слишком резким. Мне приходилось иметь дело с
социопатами, психопатами, серийными убийцами, психами всех мастей, но впервые —
с раздвоенной личностью.
Химера дернул себя за галстук, сорвал его, расстегнул
воротник, повертел шеей и улыбнулся.
— Так-то лучше, согласна?
Мой голос звучал чуть с придыханием:
— Всегда хорошо, когда удобно.
Он шагнул ближе, и я отступила, стукнувшись спиной о Зика.
Химера шагнул почти вплотную и стал нюхать воздух над кожей моего лица. На
таком расстоянии его сила жалила меня тысячей муравьев.
— Ты пахнешь страхом, Анита. Я не думал, что тебя может
так напугать небольшая перемена глаз.
Я облизала губы, глядя в упор в эти разные глаза.
— Глаза меня не напугали.
— А что напугало? — спросил он, продолжая нависать
надо мной.
Я снова облизала губы, не зная, что сказать. То есть что
такое сказать, что будет безопасно. Некоторые слишком остроумные замечания
приходили на ум, но психу, во власти которого находишься, лучше потакать — есть
такое правило. Конечно, у меня было и правило никогда не отдавать себя во
власть серийного садиста-убийцы с раздвоением личности. По-настоящему безумные
люди часто непредсказуемы, и с ними трудно договориться.
— Я жду ответа, — произнес он певучим голосом.
Хорошая ложь на ум не шла, так что я попробовала смягчить
правду.
— Тот факт, что я говорила с Орландо Кингом, а сейчас
не с ним, но продолжаю говорить с тем же телом.
Он засмеялся и шагнул назад, но тут же застыл неподвижно,
будто слушая что-то, чего не слышала я. Неужто спасательная команда, так скоро?
Не может быть. Он посмотрел на меня, улыбаясь той же неприятной улыбкой, и
огладил руками собственное тело.
— Я это тело использую получше, чем Орландо.
Ну-ну, что-то не видно улучшения ситуации. Я посмотрела на
Зика, выражением глаз пытаясь ему сказать: надо было меня предупредить, что у
него настолько крыша съехала.
Химера схватил меня за руку, дернул к себе. Я так была
занята обменом взглядами с Зиком, что не успела заметить этого действия.
— Я всегда был у Орландо внутри. Я был той частью его
личности, которая позволяла ему убивать других, не испытывая ничего, кроме
ненависти. Он редко брал оборотня в виде зверя. В человеческом облике его брать
безопаснее, а Орландо о безопасности очень заботился, по крайней мере для себя.
Он притянул меня к себе поплотнее, используя мое запястье
как рукоять. Он еще не делал мне больно, но сила его хватки была как обещание,
как угроза. Он мог раздавить мне кости, и мы оба это знали.
— У Кинга была репутация человека, который доводит
работу до конца, — сказала я.
— Работа состояла в том, чтобы убивать людей, не только
мужчин, но и женщин. Потом он отрезал головы, тела сжигал, чтобы они никогда не
воскресли. А я был той частью его личности, которая этой работой наслаждалась,
а когда он стал тем, что больше всего на свете ненавидел, я его защитил от него
самого.
— Как? — тихо спросила я.
— Делая то, что у него не хватало духу сделать самому,
хотя и хотелось.
— Например? — спросила я.
Подмога уже была в пути, надо было только выстоять до ее
прибытия. Таков был исходный план, а факт, что Химера — это Орландо Кинг и что
он безумнее мартовского зайца, плана не отменял. Все мужчины любят говорить о
себе, даже законченные мерзавцы. Сумасшествие этого не отменяет — по крайней
мере раньше так было. Меня только раздвоение личности сильно смущало. Если я
буду обращаться с Химерой как с обыкновенным маньяком-убийцей, все будет
отлично. По крайней мере это я себе твердила. Но пульс у меня частил, грудь
спирало, страх не спадал. Вряд ли я сама себе верила.
— Ты хочешь знать, как я помог Орландо? — спросил
он.
— Ага, — кивнула я.
— Ты действительно хочешь знать, что я для него сделал?
Я снова кивнула, хотя мне начинало не нравиться, как он
построил фразу.
Он улыбнулся, и одна эта улыбка обещала вещи болезненные и
неприятные.