Я посмотрел на старшего слугу. Я видел смущение и едва ли не отчаяние в его глазах. Я видел страх на лицах остальных.
— Зачерпни из сосуда и наполни этот кубок, — сказал я. — Отнеси Иасону, дружке жениха, который сидит рядом с хозяином. Это ведь он распорядитель пира?
— Да, мой господин, — натянуто ответил слуга.
Он опустил черпак в сосуд. Испустил долгий тихий благоговейный вздох.
Красное вино засияло в свете свечей. Ученики смотрели, как вино течет из черпака в кубок, который слуга держал в руках.
Я ощутил, как прохлада прошла по телу, в точности так, как это было на реке Иордан. Меня охватил почти восхитительный жар. Затем все прошло, так же быстро, как началось.
— Отнеси ему, — велел я слуге.
И указал на Иасона.
Мой дядя не мог ни смеяться, ни говорить. Ученики, кажется, все разом задержали дыхание.
Слуга поспешил в пиршественный зал и обошел стол. Он протянул кубок Иасону.
Я позволил словам достигнуть моих ушей сквозь шум пира.
— Это вино только что прибыло, — сказал слуга, дрожа, еле выговаривая слова.
Иасон, не колеблясь, сделал большой глоток.
— Мой господин! — обратился он к Хананелю. — Ты совершил просто невероятное.
Он поднялся. Отпил из кубка еще.
— Почти все выжидают, пока вино опьянит, и затем подают худшее вино. Ты же приберег хорошее вино напоследок.
Хананель воззрился на него.
— Дай мне чашу, — произнес он едва слышно, и в голосе его был лед.
Иасон этого не заметил. Он уже снова заспорил с Нафанаилом, однако Нафанаил смотрел через стол на тех, кто собрался во дворе у сосудов.
Хананель сделал глоток. Откинулся в кресле. Мы смотрели друг на друга, разделенные расстоянием.
Слуги спешили к сосудам, наполняя вином пустые кубки и чаши. Поднос за подносом уносили на пиршественные столы и циновки.
Никто не видел, что Хананель смотрит на меня, за исключением Нафанаила, который медленно поднялся и подошел к нам.
Краем глаза я увидел, как мама покинула свой пост у двери пиршественного зала и исчезла за прозрачными завесами.
Юный Иоанн поцеловал мне руку. Петр опустился на колени и тоже поцеловал мне руку. Все остальные подходили, чтобы поцеловать мне руку.
— Нет, перестаньте, — сказал я. — Вы не должны этого делать.
И я вышел во двор через прихожую, ушел в сад, подальше от бражников. Я шел, пока не оказался в самом дальнем углу обнесенного стеной фруктового сада, из которого мне были видны комнаты женщин, тянувшиеся анфиладой с этой стороны дома.
Теперь вокруг меня собрались ученики. Иаков тоже подошел, как и все мои младшие братья.
Пришел Клеопа и встал рядом со мной.
Иасон, Нафанаил и Матфей тоже вышли, Матфей яростно спорил с юным Иоанном и одним из слуг, совсем еще мальчиком, который теперь смущенно держался сзади, склонив голову и пятясь.
— Говорю вам, я не верю! — сказал Матфей.
— Что значит, ты не веришь! — возмутился юный Иоанн. — Я сам видел. Я видел, как они носили сосуды к колодцу. Я видел, как они принесли их обратно. Я говорил с ними. Я видел их лица. Я это видел. И как ты смеешь заявлять, что ты не веришь?
— Это объясняет, как ты в это веришь, — заметил Иасон, — но не то, как мы должны в это верить.
Он ринулся ко мне, вынудив остальных расступиться.
— Иешуа, ты утверждаешь, что сделал это, превратил воду в шести сосудах в вино?
— Как ты смеешь задавать ему такие вопросы! — сказал Петр. — Сколько тебе еще надо свидетелей, чтобы ты поверил? Мы все там стояли. Его дядя стоял там.
— А я тоже не верю, — заявил мой брат Иаков. — Клеопа, ты действительно видел своими глазами то, о чем они говорят? Что все вино, какое подают сейчас, было водой, пока он не превратил его? Говорю тебе, это безумие!
Внезапно все, кроме Клеопы, заговорили разом. Лишь Клеопа стоял молча, вглядываясь в меня.
Ночь подходила к концу, и небеса сделались темно-синими в преддверии зари. Звезды, мои звезды, были еще видны. А под ними по-прежнему пели, и дом содрогался от танцев.
— Что ты будешь делать теперь? — спросил Клеопа.
Я надолго задумался.
— Буду двигаться дальше, от одного испытания к другому, — ответил я ему.
— Он чем ты говоришь? — спросил Иаков.
Они снова заспорили. Иасон яростно замахал руками, требуя тишины.
— Иешуа, я прошу, чтобы ты сказал этим легковерным дуракам, что ты не превращал воду в вино!
Мой дядя засмеялся. Он всегда смеялся так, сначала совсем тихо, вкрадчиво, а затем его смех набирал силу и глубину. Пока что он звучал глухо, но становился все звонче.
— Скажи им, — повторил Иасон. — А то наш юный брат выставит себя на посмешище, пересказывая эту историю. Из-за него все будут смеяться и над тобой. Скажи им, что ничего этого не было.
— Это было, мы все видели, — сказал Петр.
Андрей и Иаков бар Зеведей с жаром поддержали его. После чего мой брат Иаков всплеснул руками.
— Я верю, что ты мог изгнать бесов из женщины, — сказал Иасон. — Я верю, что ты мог помолиться об окончании дождя и дождь прекратился. Да, во все это я верю. Но только не в превращение, этого я принять не могу.
Снова заговорил Клеопа.
— Что будешь делать? — Он придвинулся совсем близко ко мне, чтобы я не смог уйти от ответа, но так, чтобы остальные тоже слышали. — Когда ты был маленьким мальчиком, ты по многу раз задавал мне одни и те же вопросы, добиваясь ответа. Помнишь?
— Да.
— Я говорил тебе, что однажды ты узнаешь ответы. И еще я говорил, что объясню тебе все, что понимаю сам.
— Да.
— Так вот, теперь я говорю тебе: ты есть Помазанный. Ты Христос Спаситель. И ты должен вести нас.
Петр, сыновья Зеведея, Филипп и все остальные закивали и стали говорить, что тоже верят в это.
— Теперь ты должен вести нас, у тебя нет выбора, — продолжал Клеопа. — Ты должен идти вперед, отвечая на каждый вызов, брошенный Израилю. Ты должен взяться за оружие, как предсказывали пророки.
— Нет.
— Иешуа, тебе не избежать этого, — сказал Клеопа. — Я все видел и слышал на Иордане. Я видел, как вода превратилась в вино.
— Да, все это ты видел, — сказал я, — но я не поведу наш народ на битву.
— Но оглянись вокруг, — с жаром произнес Иасон. — Время требует этого от нас. Понтий Пилат… это из-за него Иоанн вернулся из пустыни. Это Пилат с его проклятыми знаменами. А дом Каиафы — что они сделали, чтобы предотвратить несчастье? Иешуа, ты должен призвать весь Израиль взяться за оружие!