– Жан-Клод недостаточно силен, чтобы держать город. И
ты это знаешь. Ему – сколько там – чуть больше двухсот лет? Недостаточно стар.
Он нахмурился.
– Но это не Ясмин.
– Верно.
– Ты же сегодня с другими вампирами не говорила?
– Может, ты и следил за мной до “Цирк”, Эдуард, но ты
не слушал у дверей во время моей встречи с Мастером. Не мог. Тебя бы услышали
вампы или оборотни.
Он подтвердил это кивком.
– Я видела сегодня Мастера, но его не было среди тех,
кто пришел на битву со змеей.
– Мастер бросил своих птенцов рисковать жизнью и не
помог?
Его улыбка вернулась.
– Мастер города не обязан присутствовать физически,
чтобы дать им свою силу. Ты это знаешь.
– Нет, – ответил он. – Не знаю.
– Верь или не верь, а это правда.
И я помолилась, чтобы он поверил.
Он снова нахмурился.
– Обычно ты не умеешь так хорошо врать.
– Я не вру.
И голос мой звучал спокойно, нормально, правдиво. Добрая
честная я.
– Если Мастер действительно не Жан-Клод, то ты знаешь,
кто это?
Это была ловушка. Я не могла ответить “да” на оба вопроса,
но, черт побери, я уже начала врать, так зачем останавливаться?
– Да, я знаю, кто это.
– Скажи мне.
– Если Мастер узнает, что я с тобой говорила, он меня
убьет.
– Вместе мы можем его убить, как убили предыдущего.
И голос его был ужасно рассудительным.
На минуту я задумалась. Задумалась, не сказать ли ему
правду. Хмыри из “Человека превыше всего” с Мастером не заведутся, но Эдуард
может. Вместе, командой, мы могли бы его убить. И жизнь моя стала бы куда
проще. Я покачала головой и вздохнула. Вот, блин!
– Не могу, Эдуард.
– Не хочешь, – сказал он.
Я кивнула:
– Не хочу.
– Если я тебе поверю, Анита, это будет значить, что мне
нужно имя Мастера. Это будет значить, что ты – единственный человек, который
это имя знает.
Дружелюбная мишура соскользнула с его лица, как тающий лед.
Глаза его были пусты и безжалостны, как зимнее небо. За ними не было никого,
кто меня услышал бы.
– Тебе не стоит быть единственным человеком, который
знает это имя, Анита.
Он был прав. Еще как не стоит, но что я могла сказать?
– Хочешь верь, Эдуард, хочешь не верь.
– Избавь себя от большой боли, Анита. Скажи мне имя.
Он поверил. Черт побери, поверил! Я опустила глаза в чашку,
чтобы он не заметил искорки торжества. Когда я подняла глаза, я уже контролировала
свое лицо. Мерил Стрип, понимаешь.
– Я не поддаюсь на угрозы, и ты это знаешь.
Он кивнул, допил кофе и поставил кружку на середину стола.
– Все, что будет необходимо для завершения моей работы,
я сделаю, Анита.
– Никогда в этом не сомневалась, – сказала я. Он хотел
сказать, что добудет от меня информацию под пыткой. В его голосе почти звучало
сожаление, но это его не остановит. Одним из главных правил Эдуарда было:
“Работа всегда должна быть сделана”.
И таким мелочам, как дружба, он портить свои послужной
список не позволит.
– Ты спасла мою жизнь, а я твою, – сказал он. – Но
сейчас тебе от этого никакой пользы не будет, ты понимаешь?
Я кивнула:
– Понимаю.
– Вот и хорошо. – Он встал, и я встала. Мы посмотрели
друг на друга. Он покачал головой. – Сегодня вечером я тебя найду и спрошу
снова.
– Я не дам себя запугать, Эдуард.
Наконец-то я слегка взбесилась. Он пришел сюда попросить
информации, но теперь он мне угрожал. И я проявила злость – тут уж играть не
надо было.
– Ты крута, Анита, но не настолько.
Глаза у него были безразличными, но настороженными, как у
волка, которого я однажды видела в Калифорнии. Я обошла дерево, и он там стоял,
сразу за ним. Я замерла. До этого я не понимала, что значит “безразличный
взгляд”. Волку было абсолютно наплевать, убивать меня или нет. Создай ему
угрозу – и ад сорвется с цепи. Освободи ему дорогу для бегства – он убежит. Но
волку было все равно: он был готов к любому исходу. Это у меня пульс забился в
глотке, это я так перепугалась, что перестала дышать. Я задержала дыхание и
ждала, что решит волк. Он, в конце концов, скрылся среди деревьев.
А я потом снова вспомнила, как дышать, и вернулась в лагерь.
Я была перепугана, но стоило мне закрыть глаза, как я видела светло-серые глаза
волка. Это чудо взгляда на хищника в упор, когда между нами нет прутьев
решетки. Это было прекрасно.
Сейчас я смотрела на Эдуарда и понимала, что это тоже
по-своему чудесно. Знаю я то, что ему надо, или нет, я ему не скажу. От меня
угрозами ничего не добиться. Это одно из моих правил.
– Я не хочу, чтобы мне пришлось убивать тебя, Эдуард.
– Ты меня убьешь? – Он надо мной смеялся.
– Можешь не сомневаться.
Смех исчез из его глаз, с губ, с лица, и остались только
безразличные глаза хищника, внимательно глядящие на меня.
Я напомнила себе о необходимости дышать, ровно и медленно.
Он меня убил бы. Может быть. Или нет.
– Стоит ли Мастер того, чтобы одному из нас умирать? –
спросила я.
– Это дело принципа, – ответил он.
– Для меня тоже, – сказала я.
– Что ж, по крайней мере, мы прояснили позиции.
– Это да, – согласилась я.
Он пошел к двери. Я проводила его и отперла для него замок.
В дверях он задержался.
– У тебя время сегодня до наступления темноты, – сказал
он.
– Ответ будет тот же.
– Я знаю, – ответил он и вышел, даже не оглянувшись. Я
смотрела ему вслед, пока он не скрылся на лестнице. Тогда я закрыла дверь и
заперла, потом прислонилась к двери спиной и стала мысленно искать выход.
Если сказать Жан-Клоду, он, быть может, убьет Эдуарда, но я
не выдаю людей монстрам. Ни по какой причине. Я могу сказать Эдуарду про
Жан-Клода. Может быть, он даже сможет убить Мастера. Я даже могла бы ему
помочь.
Я попыталась представить себе совершенное тело Жан-Клода,
разорванное пулями, покрытое кровью. Разнесенное из дробовика лицо. И затрясла
головой. Я не могу этого сделать. Не знаю почему, но не могу выдать Эдуарду
Жан-Клода.
Не могу я предать никого из них. Значит, я по самое некуда в
пруду с аллигаторами. Так что в этом нового?