Падение титана, или Октябрьский конь. В 2 томах. Книга 1 - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 41

К середине сентября (по сезону — самое начало лета) адмирал Коркиры созвал небольшой совет.

В свои неполные тридцать два года Гней Помпей был очень похож на своего знаменитого отца, хотя его золотые волосы имели более темный оттенок, а глаза были скорее серыми, чем голубыми. И нос скорее римским, чем картошка Помпея Великого. Командование легко давалось ему. Унаследовав организаторские таланты родителя, он без труда управлялся с дюжиной флотов и многими тысячами моряков экипажа. Чего у него не было, так это отцовского комплекса неполноценности и его чрезмерного самомнения. Мать Гнея Помпея, Муция Терция, была аристократкой со знаменитыми предками, поэтому темные мысли о неясных пиценских корнях, которые так мучили бедного Помпея Великого, никогда не приходили в голову сыну.

Присутствовали только восемь человек. Сам Гней Помпей, Катон, трое Цицеронов, Тит Лабиен, Луций Афраний и Марк Петрей.

Афраний и Петрей командовали легионами Помпея Великого много лет и даже управляли за него обеими Испаниями, пока Цезарь не выгнал их оттуда в прошлом году. Уже поседевшие, они оставались солдатами до мозга костей, ибо годы не властны над теми, в ком жив воинский дух.

Прибыв в Диррахий как раз перед отплытием транспортов на Коркиру, они, естественно, последовали за Катоном, радуясь предстоящей встрече с Лабиеном, тоже уроженцем Пицена.

Они привезли с собой новости, которые очень порадовали Катона, но повергли в уныние Цицерона. Новая оппозиция Цезарю формируется в провинции Африка, где губернаторствует республиканец. Юба, царь соседней Нумидии, открыто вошел с ним в союз. Поэтому всем уцелевшим под Фарсалом надлежит плыть туда, прихватив с собой столько войск, сколько будет возможно.

— Что слышно о твоем отце? — глухо спросил у Гнея Помпея Цицерон, сидевший между братом и племянником.

Он испытывал ужас при мысли о необходимости тащиться в провинцию Африка, когда он так мечтает о возвращении в Рим!

— Я отправил письма в полсотни разных мест по восточной стороне Нашего моря, — тихо ответил Гней Помпей, — но до сих пор не получил отклика. Вскоре попытаюсь еще раз. Есть информация, что он недолго был на Лесбосе, чтобы встретиться там с Секстом и мачехой, но, видно, письмо мое с ним разминулось. Ни от Корнелии Метеллы, ни от Секста известий тоже пока не пришло.

— Что ты сам намерен делать, Гней Помпей? — спросил Лабиен, обнажая большие желтые зубы в оскале, столь же непроизвольном, как лицевой тик.

«А это уже интересно, — подумал Катон, разглядывая адмирала. — Сын Помпея не любит этого дикаря так же сильно, как я».

— Я останусь здесь, пока не подуют пассаты от Сириуса, — по крайней мере еще месяц, — ответил Гней Помпей. — Потом я поведу весь свой флот и людей на Сицилию. Затем навещу Мелиту, Гаудос, Вулкановы острова. Постараюсь успеть повсюду, откуда к Цезарю могут идти поставки зерна, и прекратить их. Рим и Италия, подтянувшие пояса, утратят покладистость, и Цезарю будет труднее держать их в узде.

— Хорошо! — воскликнул Лабиен и, удовлетворенный, сел. — Я отправляюсь в Африку с Афранием и Петреем. Завтра.

Гней Помпей вскинул брови.

— Корабли я могу дать тебе, Лабиен, но к чему такая спешка? Останься подольше и возьми с собой выздоровевших раненых Катона. У меня достаточно транспортов.

— Нет, — ответил коротко Лабиен. Он встал и кивнул Афранию и Петрею. — Дай мне один корабль. Я поплыву на Киферы и Крит и посмотрю, сколько там собралось беглецов. Если достаточно, я реквизирую весь тамошний флот и, если будет нужно, наберу экипажи, хотя солдаты умеют грести. Прибереги свои корабли для Сицилии.

Он тут же вышел. Афраний и Петрей побежали за ним, как два больших старых преданных пса.

— С Лабиеном покончили, — сквозь зубы сказал Цицерон. — Не могу сказать, что буду скучать по нему.

«Я тоже», — хотел сказать Катон, но промолчал. Вместо этого он обратился к Гнею Помпею:

— А что делать с восемью тысячами раненых, которых я привез из Диррахия? По крайней мере тысяча из них уже могут плыть в Африку, но остальным для поправки нужно какое-то время. Все они готовы к дальнейшей борьбе, и я не могу бросить их здесь.

— Кажется, наш новый Великий человек больше интересуется Малой Азией, чем Адриатикой, — презрительно вздернув губу, фыркнул Гней Помпей. — Целует землю Илиона в память о своем предке Энее, как вам это нравится? Освобождает Трою от налогов! Ищет могилу Гектора! — Внезапно он усмехнулся. — Но любой досуг длится недолго. Сегодня прибыл курьер и сообщил, что царь Фарнак покинул Киммерию и направился к Понту.

Квинт Цицерон засмеялся.

— Следует по стопам своего дорогого родителя? Цезарь намерен его урезонить?

— Нет, Цезарь продолжает двигаться на юг. С сыном Митридата Великого придется сразиться Кальвину, подлому псу и предателю нашего дела. Эти восточные цари словно гидры: отруби голову — вырастут две. Полагаю, Фарнак считает это обычной войной — пройтись из одного конца Анатолии в другой.

— Значит, у Цезаря появится масса забот на восточном краю Нашего моря, — с огромным удовлетворением сказал Катон. — А у нас будет достаточно времени, чтобы укрепиться в провинции Африка.

— А ты понимаешь, Катон, что Лабиен пытается опередить и тебя, и моего отца, и любого, кто будет претендовать на высшее командование в Африке? — спросил Гней Помпей. — Почему еще он так спешит туда? — Он в отчаянии ударил кулаком по ладони. — Если бы я только знал, где сейчас мой отец! Я знаю его, Катон, и знаю, в каком он пребывает отчаянии!

— Не беспокойся, он вскоре объявится, — успокоил его Катон. С необычной для него импульсивностью он сжал мускулистую руку адмирала. — Что до меня, то я вовсе не рвусь занять пост генерала. — Он резко повернул голову к Цицерону. — Вот сидит мой командир, Гней Помпей. Марк Цицерон — консуляр, так что я еду в Африку под его началом.

Цицерон взвизгнул и вскочил с места.

— Нет, нет, нет и нет! Нет, Катон, я уже говорил тебе это! Поезжай куда хочешь, делай что хочешь, Катон. Назначь генералом одного из твоих философов-объедал… или похожего на обезьяну… или вихляющегося, как шлюха, но отвяжись от меня! Я все решил, я еду домой!

При этих словах Катон выпрямился во весь свой внушительный рост, опустив свой не менее внушительный нос и словно бы собираясь ткнуть им в Цицерона, как в расшумевшуюся надоедливую букашку.

— По твоему рангу и твоему пустозвонству, Марк Туллий Цицерон, ты — первый и главный защитник Республики. Но то, что ты говоришь, и то, что ты делаешь, — две разные вещи! Ни разу в твоей изнеженной жизни ты не выполнил своего долга! Особенно когда этот долг требует взять в руки меч! Ты — порождение Форума, там твои подвиги не вступают в противоречие с твоими словами!

— Как ты смеешь! — ахнул Цицерон, покрываясь пятнами. — Как ты смеешь, Марк Порций Катон, ты, лицемерное, самодовольное, упрямое чудовище! Это ты, и никто другой, вверг нас в этот хаос, это ты, и никто другой, заставил Помпея Магна начать войну! Когда я приехал к нему с очень разумным предложением Цезаря помириться, именно ты поднял такой визг, что напугал его до смерти! Ты вопил, ты орал, ты выл, пока Магн не превратился в трясущееся желе. Он унижался, он пресмыкался перед тобой в большей степени, чем Лукулл перед Цезарем! Нет, Катон, я виню не Цезаря за эту гражданскую войну. Я виню тебя!